известные под именем гондских и сантальских раджей, вошли в высшую группу. Ко 
второй группе в качестве отдельных каст присоединились те немногие 
родо-племенные объединения, которым удалось сохранить право собственности на 
принадлежавшие им ранее земли. Однако большинство малых народностей и племен 
лишилось своих земель и вошло в круг каст, выполняющих служебные функции, заняв,
 таким образом, место на третьей ступени, а еще чаще на низшей — пятой, о 
которой речь пойдет ниже. Таким образом, на четвертой ступени стоят те 
представители национальных меньшинств, которые еще не адсорбировались 
индуистским большинством и живут обособленно собственными поселениями 
преимущественно среди холмов и лесов, занимаясь охотой и обрабатывая оставшиеся 
в их владении земли. Видимо, именно владение землей ставит их, несмотря на 
недопустимую, с ортодоксально-индуистской точки зрения, неразборчивость в пище, 
выше низших каст индуистов — неприкасаемых.
Последние и занимают пятую, низшую, ступень социальной лестницы. Сюда входят 
ремесленники и наемные слуги, по роду своей деятельности связанные с 
ритуально-нечистыми субстанциями — телами павших животных, особенно их шкурой, 
и всякого рода отбросами. Это кожевники — ча-мары, разного рода танцоры и 
музыканты (они играют на барабанах, обтянутых кожей), метельщики и уборщики 
мусора. К этой группе относятся также ткачи, выделывающие грубые ткани, и 
корзинщики, изготовляющие разного рода плетеные изделия из тростника и бамбука. 
Помимо исполнения своих профессиональных занятий все они обычно нанимаются на 
поденные сельскохозяйственные работы к состоятельным земледельцам. Это самая 
бесправная и обездоленная группа населения, подвергающаяся наиболее 
безжалостной эксплуатации. Ритуальная нечистота (например, для брахмана всякое 
соприкосновение с ними считается оскверняющим: не только телесное касание, но 
даже падение на него тени от неприкасаемого заставляет брахмана совершать 
омовение и подвергать стирке одежду) ограничивает их контакты с более высокими 
слоями деревенского населения исключительно деловыми, профессиональными 
отношениями. Им не разрешается посещать деревенский храм и ходить за водой к 
общественному колодцу — они роют себе отдельный. Если же колодец в деревне один,
 неприкасаемым разрешается подходить к нему только с определенной стороны — при 
обычном для индийских колодцев диаметре в несколько метров выделить им какой-то 
участок его борта несложно. Часто и жить им приходится в стороне от самой 
деревин, на выселках, представляющих собой кучку жалких хижин.
Такова самая общая схема социальных отношений в индуистской деревне. В 
зависимости от местности она может в тех или иных деталях меняться. Поскольку в 
реальной структуре общества нет четко выраженных граней между выделенными выше 
ступенями, его схему можно представить себе не только как лестницу, но и в виде 
сплошной наклонной плоскости — статус тех или иных каст колеблется 
соответственно локальным условиям. Однако такие колебания заходят не дальше 
соседней ступени.
Социальная структура чисто гондской или сантальской деревни значительно проще. 
Все члены общины здесь обычно относятся к одному экзогамному роду, только в 
очень больших равнинных деревнях могут быть представлены несколько родов. Таким 
образом, население деревни состоит из одной или нескольких групп, внутри 
которых оно связано кровным родством. Владение землей у них первоначально было 
совместным. Каждой семье выделялся определенный участок; по мере изменения 
состава семьи происходило перераспределение земли. Ныне землевладение все более 
принимает индивидуальный характер. Административную власть в деревне 
осуществляет староста. Помимо этого имеется общинный совет, разрешающий споры 
между членами общины и наказывающий за проступки. Большие деревни в 
сравнительно ровной местности, где достаточно пригодной для обработки земли, 
приближаются по своему типу к описанным выше. Население здесь занимается 
пашенным земледелием и ремеслами. В горных и лесных деревушках экономической 
основой жизни до недавнего времени оставались охота, собирание дикорастущих 
плодов и кореньев и подсечное земледелие, продолжавшее существовать в глухих 
уголках, несмотря на запрет, наложенный на него около ста лет назад английской 
колониальной администрацией (об основных его типах см. примечание к сказке № 
10). Эти деревни невелики, и уровень жизни в них значительно ниже, чем на 
равнине. Типичный пример такого существования дают байги.
Житейские потребности их в высшей степени скромны — они обходятся минимумом 
одежды, посуды и инструментов: набедренная повязка, грубошерстное одеяло, оно 
же «плащ» и «пальто», циновка, два-три горшка для воды и приготовления пищи 
(остальная посуда делается из листьев), топор, мотыга и серп, лук со стрелами — 
это чуть ли не все. Живут они в примитивных хижинах с плетеными стенами и 
тростниковой крышей, мало отличающихся от шалаша. В прошлом, когда земледелие у 
них носило исключительно подсечный характер, они не держали никакого скота, 
кроме кур и свиней. Когда под давлением властей им пришлось переходить к 
пашенному земледелию, они начали заводить волов и коров, но пашут землю они 
весьма примитивно, сея главным образом просо, и не питают к этому занятию 
большой склонности, предпочитая ему свои традиционные промыслы. В пору муссона, 
когда в разлившихся реках появляется много различной рыбы, они бросают поля и 
идут на рыбную ловлю. Как только начинают созревать лесные плоды, все 
отправляются их собирать. Кроме того, круглый год,невзирая на все запреты, они 
промышляют охотой. Будучи искусными стрелками из лука, они вместе с тем не 
брезгуют никакими ловушками и западнями, и изобретательность их в этом плане не 
знает предела. При всем том пропитание у них весьма скудное, и они постоянно 
живут на грани голода. По-видимому благодаря своей близости к природе, байги 
пользуются у окрестного населения репутацией колдунов и прорицателей. Им 
принадлежит роль официальных жрецов в гондских деревнях.