— дочка. Думаю, не пора ли ей мужа дать? А этот парень, сдается мне, очень 
подходит.
— Скажи, юноша,— спрашивают они.— Ты слышал, они хотят взять тебя в зятья. Это 
тебе по душе или нет? Сделай милость, скажи нам напрямик, что сам ты об этом 
думаешь. По нашему разумению, лучше и не придумаешь. Ты себе найдешь хозяина. 
Зачем тебе быть чьим-то слугой? Здесь мы введем тебя прямо в семью.
— Раз вы, отцы мои пятеро, говорите, что это хорошо, я доволен,— отвечает им 
парень.— А если не сегодня так завтра что-нибудь выйдет неладное, вы ведь 
вступитесь за меня? Родители мои далеко. Случись что, я, сами знаете, за ними 
сходить не смогу. Значит, по этому делу, что вы сегодня устроить хотите, кроме 
вас, искать помощи не у кого. Случись делу рано или поздно разладиться, вам 
разбираться придется.
— Случись такое, наш долг во всем разобраться,— говорят ему пятеро.— Считай нас 
за отца и за мать.
— Значит,— говорит парень,— вы мне, отцы мои, и помощники и заступники. Давайте 
обсудим все, что велят закон и обычай, когда человек входит зятем в дом к тестю.
 Что про это наши предки сказали? Как люди делают, так надо и нам поступать. 
Сделайте так, и все будет как надо. Раз уж я такое возьму на себя, мне не уйти 
от того, чтобы этих стариков до конца их дней содержать.
— Так оно и есть, юноша,— говорят ему все.— Ты хорошо сказал, правильные слова. 
Все истинно сказал, никто не откажется. Самую суть сказал. Значит, дело 
подходит к концу — все сказано, что можно сказать. Мы все слышали: он сам все 
сказал, все — до смертного конца и недуга. Теперь ты, хозяин,— мы тебя 
спрашиваем, мы спрашиваем вас обоих с женой,— скажите сами: дадите вы ему все, 
что положено в таком случае?
— Отчего нам не дать, раз мы берем его к себе в сыновья? — говорят они.— Мы не 
можем не дать.
— Что от нас еще надо?— спрашивает старуха.— Смотрите, мы отдаем в его руки 
весь дом и хозяйство, все запасы и утварь — все, чем сами владеем. Что еще мы 
ему можем отдать? Пусть только они, молодые, дают нам по горстке риса да по 
тряпице — ничего больше. Пусть только в этом они нас терпеть нужды не заставят. 
Вот и все, что нам надо. Так мы сможем дожить при них наши дни в покое и 
счастье, а когда мы помрем, пусть отдадут нам последний долг9 — вот и все. 
Отныне все наше добро — их добро. Видите, мы им все отдаем. Что еще мы должны 
дать?
— Все, что вы сказали, к делу идет,— говорят односельчане,— тут ничего лишнего 
нет. И упрекнуть вас нам не в чем. Когда нам, родителям, с работой не 
справиться, когда в доме рабочих рук не хватает или когда никто не идет сватать 
у нас дочерей 10, тогда мы берем в дом к себе зятя. Мы ждем, что он нам будет 
помощником. Да только бывает, что дочке нашей он придется не по душе, что она и 
разговаривать с ним не захочет и они не станут тянуть лямку вместе. Как тогда 
такой зять сможет остаться в доме? Сами знаете, он уйдет. Тут наша дочь может 
зря бросить тень на человека и лишить его доброго имени. Потому надлежит что-то 
выделить ему самому, чтобы его успокоить и обнадежить. Не уживется ваша дочь с 
ним, он сможет взять свою долю и уйти куда пожелает.
— Этого мне не понять, почтенные пятеро,— говорит тут старуха.— Я вас спрашиваю 
— в наш век вопросов спрашиваю11,— растолкуйте мне, что же с нас причитается. 
Я-то сама полагала, что мы, ее мать и отец, его обеспечим. Зато и он из нашей 
воли не выйдет.
— Все это так,— отвечают ей пятеро.— Поначалу мы все полагаем, что дело 
устроится хорошо. А вдруг они не уживутся! Нынче всю нашу землю запоганил жучок 
и клоп вонючий, и дети родителей больше не слушают. Совсем как в песне поется:
Весь народ стал хитер, а в стране-то разор, глянь-ка, раджа Дасарат! На дома, 
где мы жили, налог наложили, глянь-ка, раджа Дасарат!12
Дети-то наши стали поострее, чем мы. Бывает, нас так в споре забьют, что и слов 
не найдешь. Так что лучше нам обо всем наперед договориться. Тогда уж после они 
ничего не смогут потребовать. Почки слов лучше обрывать сразу, как они набухают.

— Хорошо, пусть так,— сказала старуха.— Давайте тогда спросим саму нашу дочку, 
пусть она скажет здесь перед всеми, довольна она или нет и хочет она этого 
парня в мужья или не хочет. Спросите ее, почтенные пятеро.
— Верно,— согласились они.— Это годится. Позови девушку.
Девушку позвали из дома, и те ей сказали:
— Садись, дочка. Мы хотим тебя о чем-то спросить. Она села и говорит:
— Что вам надо, почтенные? Спрашивайте.
— Дело, дочка, вот в чем,— говорят пятеро.— Твои отец и мать и мы, ваши соседи, 
думаем дать тебе мужа, чтобы он остался жить в вашем доме,— вот этого парня. По 
душе это тебе или нет? Он тебе нравится? Подумай об этом как следует, реши 
твердо и нам скажи. Все, что ты думаешь, скажи нам сразу, сейчас, чтобы дело 
потом не пошло вкривь и вкось и не расстроилось.
— Что вы, почтенные,— говорит она.— С чего бы ему расстроиться? Мой отец, моя 
мать и вы, пятеро, видать, позаботились, чтобы все было как надо, раз вы даете 
его мне в мужья. Вам он понравился, значит, и мне он понравится, не иначе. 
Видно, так надо, чтобы мы жили с ним и работали вместе, раз вы решили нас 
поженить. Одно только, почтенные. Одно хочу я сказать здесь при вас, пятеро, 
при отце и при матери.
— Говори,— сказали они.
— Вот что хочу я сказать, почтенные. Вы даете мне мужа, и я с вами согласна, 
чтобы мне жить с ним. Только у нас у всех есть обязанности, все мы болеем и 
мучимся, все спорим и ссоримся. Может случиться, из-за работы, или из-за еды,