них весьма высок процент двуязычия: больше трети санталов говорит наряду с 
сантальским на диалектах бенгальского, а также хинди и ория. Вполне вероятно, 
что бхилы являют нам конечный результат такого процесса, завершившегося полным 
переходом народности на язык экономически и политически более сильных соседей 
(с точки зрения лингвистической классификации современный бхили может 
рассматриваться как группа диалектов соседствующего с ним индоарийского языка — 
гуджаратского).
Как у дравидских народностей Центральной Индии, так и у народностей мунда 
существует немало поэтичных легенд, излагающих происхождение того или иного 
племени, причем начинают они обычно с самого сотворения мира. Вот как выглядит 
подобная легенда у гондов в изложении, опирающемся на запись, которая была 
сделана свыше ста лет тому назад миссионером С. Хислопом и с тех пор 
неоднократно использовалась исследователями Центральной Индии.
«...Сначала повсюду была вода, и Всевышний родился из лотоса, и жил он один. 
Раз потер он себе руку и из грязи, что стерлась, сотворил ворону, которая 
уселась к нему на плечо. Он сотворил еще краба и пустил его в воду. Потом он 
повелел вороне облететь мир и принести ему земли. Долго летала ворона, но земли 
не нашла; увидела она только краба, который торчал из воды, опираясь ногой о 
дно морское. Ворона сильно устала, она и села на спину крабу. А спина у того 
была мягкая, и на ней от вороньих когтей остались отметины — их и теперь у 
любого краба увидишь. Спросила ворона у краба, где бы ей земли отыскать. Краб 
сказал, что он нашел бы земли, если бы господь сделал его тело твердым. 
Всевышний согласился сделать твердым кусок его тела — с той-то поры у крабов и 
появился на спине панцирь. Краб нырнул на дно, нашел Кен-чуа — земляного червя, 
схватил его клешней и принес. А отметку от крабьей клешни носят все черви и 
нынче. Червь выплюнул щепотку земли, краб отдал ее Всевышнему, и Всевышний 
рассеял землю по морю, и выросла на море суша. Спустился Всевышний на землю, и 
из нарыва у него на руке вышли Махадео и Парвати.
Начал Махадео мочиться, и из мочи его пошли расти всякие овощи. Поела их 
Парвати и понесла. Родилось у нее восемнадцать кругов брахманских богов и 
двенадцать кругов гондских богов. А по всему лесу развелись гонды. Все 
заполонили они: и лес, и долины, и горы — под каждым деревом прятался гонд, И 
все живое, что попадалось им на глаза, они убивали и пожирали. Всех они убивали 
и ели — будь то шакал, или олень, или лань. Все им шло за одно: и свинья, и 
перепелка, и голубь, и ворона, и коршун, и гриф, и лягушка, и ящерица, и жук, и 
корова, и теленок, и буйвол, и буйволица, и крыса, и белка — всех они были 
готовы убить и сожрать. Вот что делали гонды. Поедали они все сырое, незрелое; 
по полгода не мылись, валялись в грязи и навозе. Вот какие были те гонды. Вонь 
пошла от них по всем джунглям, и стал гневаться на них Махадео. «Плохая эти 
гонды порода, не стану я их беречь»,— сказал он и задумал их извести.
Созвал он к себе гондов и, когда они все собрались, сотворил из грязи со своего 
тела белку и пустил ее в их круг. Все гонды бросились на нее — каждый хотел ее 
схватить и сожрать. Белка вырвалась из кольца и бежать, а гонды за пей. И 
завела она их в Железную пещеру на Красной горе. Тут Махадео взял да и завалил 
устье пещеры огромным камнем и запер там всех гондов. Только четверо остались 
снаружи. Они убежали и спрятались на Красной горе. Тем временем чует Парвати, 
не стало больше гондского духа, что был ей так мил. Принялась она творить пост 
и молитву, чтобы вернуть их обратно. Шесть месяцев она так постилась, и 
нарушило это покой Всевышнего. Он послал Нараяна — солнце — посмотреть, кто там 
постится. Нараян пришел, увидел Парвати и спросил, чего она хочет. Она отвечала,
 что осталась без своих гондов и желает вернуть их обратно. Нараян доложил о 
том Всевышнему, и он обещал их вернуть ей.
А в горах Дхавалгири рос на дереве желтый цветок. Всевышний послал гром и 
молнию, и цветок зачал. Сперва из него выпал на землю ворох шафрана. Утром, 
когда взошло солнце, цветок открылся, и из него вышел Линго. На пупке у Линго 
сверкал алмаз, а на лбу был сандаловый знак. Он упал из цветка прямо на шафран. 
Он играл в нем, а спал в гамаке. Стало ему девять лет, и он увидел, что нет 
вокруг ему подобных, и решил их искать. Влез па высокую гору и увидел вдали 
четырех гондов у Железной пещеры. Он пошел к ним. Они увидали, что он такой же, 
как и они, и приняли его словно брата. Ели они только мясо. Линго их попросил 
поймать ему такого зверя, у которого нету печенки. Они обыскали весь лес и 
ничего похожего не нашли. Тогда Линго научил их срубить лес и выжечь поле. 
Стали они рубить деревья, да руки натрудили до пузырей и остановились. Всего 
два дерева и срубили. Линго сам взял топор, срубил много деревьев, потом сжег 
их, и открылась черная земля. Линго обнес поле забором и сделал калитку. Пошел 
дождь и не прекращался три дня. Вода в ручьях и реках поднялась до берегов, а 
поле зазеленело рисом.
Дальше говорится о том, что на поле пришло стадо нильгаев — синих антилоп — и 
потравило весь рис., Линго выследил нильгаев и вместе с братьями всех их 
пострелял из луков. Потом стал учить братьев разводить огонь и жарить мясо. 
Высечь огонь кремнем братья не сумели. Пришлось идти за огнем к костру, который 
разжег великан людоед Рикад Га-вади. Братья долго отговаривались, пока наконец 
младший не решился пойти. Линго пустил из лука стрелу, и она понеслась вдоль 
земли, валя деревья и срезая траву, и проложила прямую дорогу к самому полю 
великана. Подкрался по ней младший из гондов к костру, увидел, что великан спит,
 схватил головешку и пустился бежать, да второпях обронил искру на великана. 
Тот проснулся и кинулся в погоню — хотел похитителя изловить и съесть. Тот еле 
ноги унес, а головешку прочь бросил.
Братья-гонды перепугались, и никто из них не решался попытать счастья снова. 
Пришлось идти за огнем самому Линго. По дороге Линго взял тыкву, вставил в нее