|
сказали, чтобы он наложил на себя покаяние и оставил жену, и Чандвиноду
пришлось подчиниться.
Малуа плакала навзрыд.
— Куда же мне теперь идти, кому рассказать про свое горе? — причитала она. —
Раз муж оставил меня, мне лучше умереть!
Пришли братья и начали ее уговаривать:
— Не плачь, дорогая, мы заберем тебя к себе, будем кормить и одевать. Тебе
будет у нас хорошо.
Но, как ни старались братья успокоить Малуа и облегчить ее страдания, она была
неутешна.
— Я готова остаться в доме мужа даже служанкой. Я буду мыть полы, стирать,
выполнять самую черную работу, только бы быть рядом с ним.
А Чандвиноду она сказала:
— Раз я не могу теперь готовить тебе еду и прикасаться к воде, которую ты пьешь,
возьми себе другую жену.
— Моя свекровь совсем стара, она ничего не видит и не слышит. Найдите моему
мужу другую жену, — просила она братьев.
На этом настаивали и родственники Чандвинода. Они подыскали невесту и женили
его.
Малуа стала в своем доме служанкой. Она выполняла самую тяжелую работу, которую
обычно поручают слугам из низших каст. В комнаты ее не пускали. Она преданно
служила свекрови, мужу и его жене, которую искренне полюбила.
Однажды Чандвинод отправился на охоту со своим соколом. На большой поляне,
заросшей высокой травой и камышом, он выпустил сокола, а сам присел в тени
дерева, под корнями которого жила большая черная змея. Она ужалила его в ногу,
яд быстро проник в кровь и поразил мозг. Чандвинод зашатался и упал на землю.
— О птицы и звери, — прошептал он, — передайте моей матери, что я умираю от
укуса змеи. Перед смертью я не увижу ни мать, ни красавицу Малуа, ни свой дом.
Мне суждено умереть в этом лесу.
К счастью, мимо проходил путник, который сообщил матери, какая беда случилась с
ее сыном. Прибежали родственники, подняли Чандвинода и принесли домой. Он был
уже без сознания. Бедная мать рвала на себе волосы, а Малуа сидела возле мужа и
приговаривала:
— О мой повелитель, сокровище моего бедного сердца, как мне теперь жить? Почему
змея укусила тебя, а не меня? Даже звери и змеи гнушаются презренной Малуа!
Моим единственным утешением было видеть хоть изредка лицо мужа. Теперь я лишена
даже этого счастья. Нет, я не хочу жить, я сожгу себя на твоем погребальном
костре
[131]
или утоплюсь в реке.
Пришли ее братья. Они склонились над Чандвинодом и увидели, что глаза его уже
начали тускнеть, а в уголках рта показалась пена.
— Зачем ты покидаешь нас, дорогой брат? — запричитали они. — Теперь нашей
сестре придется разбить свои ракушечные браслеты.
[132]
Трижды ее наказывала судьба, но она считала себя счастливой, пока ты был жив. А
нам-то каково видеть сестру вдовой?
— Не плачьте, дорогие братья, — сказала им Малуа. — Слушайте, что я скажу вам.
Возле гхата стоит наша лодка из дерева-манпобон. Давайте положим в нее моего
мужа и отвезем к знахарю.
Братья подняли Чандвинода, перенесли его в лодку, взяли с собой Малуа и
двинулись в путь. Они сами сели на весла, и лодка понеслась как стрела.
Семидневный путь они прошли в один день. Знахарь внимательно посмотрел в лицо
Чандвинода, послушал дыхание и ударил его рукой по голове. Яд из головы
спустился к груди, потом к коленям и, наконец, к стопам. Черная змея выпила яд,
[133]
тело Чандвинода очистилось, и он открыл глаза.
Теперь Малуа с торжеством возвратилась домой. Вся деревня превозносила ее до
небес.
— Это вторая Бехула! — говорили одни. — Она вернула жизнь мужу, как Бехула
своему Лакшминдру.
— Небеса сжалились над ней, потому что она чиста и непорочна, — говорили другие.
— Надо вернуть эту женщину в нашу касту.
Но дядя Чандвинода по материнской линии стоял на своем:
— Тот, кто посмеет это сделать, сам будет изгнан из касты!
— Мы не можем поступиться своей религией и кастой из-за Малуа. Пусть все
остается по-прежнему, — поддержал его другой родственник.
И снова для Малуа настали печальные дни. «Пока я жива, моему мужу не дадут жить
спокойно, — думала она. — Зачем ему страдать из-за меня?» И она решила умереть.
Однажды Малуа пошла на реку, взяла у гхата старую, дырявую лодку, села в нее и
оттолкнулась от берега. Вода стала быстро заливать лодку.
На берег прибежала сестра Чандвинода и стала звать Малуа:
— Вернись, дорогая сестрица! Эта лодка дырявая!
|
|