Что он мог поделать? Ночь за ночью лежал Надер-чанд без сна, пытаясь найти 
выход из ужасного положения. Его цветущее лицо осунулось и поблекло, он стал 
избегать друзей и проводил дни в печальном уединении. Весь день с нетерпением 
ожидал он захода солнца — часа, когда можно будет встретиться с любимой.
Однажды, придя на свидание, Надер-чанд был встревожен печальным и расстроенным 
видом Махуа. Он спросил, в чем дело, и замер в ожидании ответа. Махуа никак не 
могла решиться сказать и наконец голосом, полным отчаяния, произнесла:
— О мой повелитель, отец открыл нашу тайну и решил навсегда покинуть Баманканду,
 бросив дом и имущество. Мы уходим сегодня ночью. Как я буду жить, не видя 
тебя? — спросила она, глядя на него глазами, полными слез.
— Моя Махуа… — начал Надер-чанд, но не смог вымолвить больше ни слова. Так и 
стояли они в полном молчании. Наконец Махуа сказала:
— Если ты захочешь увидеть меня, приходи в горы и найди дом, дверь которого 
выходит на юг, она увита чамиаком. Наша труппа пробудет там некоторое время, а 
затем мы отправимся в новые странствия.
Сказав это, она ушла. А Надер-чанд остался стоять на месте будто громом 
пораженный.
Прошло три месяца. И вот однажды, когда Хомра сидел на пороге своего дома в 
горах Гаро, к нему подошла Махуа с юношей, одетым в крестьянское платье. 
Незнакомец был молод и статен. По его изнуренному виду Хомра понял, что юноша 
не ел уже несколько дней. Гость не поднимал головы и избегал смотреть в глаза.
— Отец, — сказала Махуа. — Я встретила этого человека в лесу. Он говорит, что у 
него никого нет. Юноша хочет вступить в нашу труппу. Он мечтает научиться нашим 
акробатическим номерам и готов слушаться тебя во всем.
Хомра испытующе посмотрел на юношу.
— Хорошо, парень, — сказал он многозначительно, — увидим, на что ты годишься.
Ночью, когда все уснули, Махуа тихо поднялась со своей постели. На небе не было 
ни луны, ни звезд. Она с трудом пробралась к берегу реки Кангша, где под 
деревом, на куче сухих листьев, спал молодой крестьянин.
— Мой повелитель, проснись, — прошептала она. И, увидев, что он открыл глаза, 
добавила: — Я боюсь, что отец догадался, кто ты, и замыслил тебя убить. Мы 
должны бежать, пока не поздно.
Они бросились к привязи, где стояли кони Хомры, взяли двух самых быстрых 
скакунов и пустились в путь. Они ехали всю ночь и на рассвете остановились на 
опушке огромного леса. Махуа расседлала коней и ласково похлопала их по крупам.
— Передайте моему отцу, — сказала она, — что его дочь Махуа растерзали тигры.
И лошади поскакали назад.
Взявшись за руки, Надер-чанд и Махуа вошли в лес, покинув мир во имя своей 
любви, и стали жить вдвоем беззаботно, как птицы. Они питались плодами, которые 
росли повсюду в изобилии, утоляли жажду холодной и чистой ключевой водой. Во 
время дневной жары они укрывались под сенью больших, тенистых деревьев, а ночью 
спали в пещере или в дупле дерева. Они чувствовали себя безгранично счастливыми,
 забыв родителей и не думая больше о мире, лежавшем за пределами этого леса. 
Молодые люди радовались птицам и их песням. Иногда Махуа сплетала из диких 
цветов гирлянды и надевала их на шею любимого, а он разыскивал и приносил ей 
самые вкусные плоды, охранял от всяких невзгод, защищал от диких зверей. 
Постепенно все обитатели леса привыкли к ним и признали своими друзьями. 
Влюбленные бродили с места на место и нигде подолгу не задерживались. Жизнь для 
них была словно сон, не омраченный мыслями о пробуждении. Так прошло много 
месяцев.
Но однажды, когда они были в глубине леса, Махуа внезапно услышала собачий лай. 
Она замерла на месте, скованная страхом.
— Что случилось, любимая? — спросил с тревогой Надер-чанд.
— Увы, настал конец всему, и так скоро… — ответила Махуа голосом, полным 
отчаяния. — Ты слышал лай? Это собака моего отца, я знаю ее голос. Отец 
выследил нас и через несколько минут будет здесь. Выхода нет, это судьба.
Не успела она произнести эти слова, как из-за деревьев появился Хомра со своими 
людьми и собаками. Черный цыган пылал от ярости. Держа в руках огромный 
отравленный кинжал, он приблизился к ним.
— Махуа, — загремел его голос, — если ты хочешь жить, убей этого человека!
Дрожащими руками, но с твердостью в сердце она взяла кинжал из рук цыгана. 
Будто забыв о Хомре, его людях и собаках, она медленно подошла к своему 
любимому.
— Мой милый муж, — сказала она дрогнувшим голосом, — прости меня за мой 
поступок, но другого выхода нет. Это судьба…
С этими словами она вонзила себе в грудь кинжал и, бездыханная, упала к ногам 
возлюбленного. Сделала она это молниеносно, словно дикий зверь, доведенный до 
отчаяния.
На мгновение Хомра остолбенел. Затем он повернулся к своим людям и в бешенстве 
закричал:
— Чего вы ждете? Убейте его!
И верные цыгане не посмели ослушаться приказа своего главаря.



Чандравати

Берега водоема покрылись цветами чампы и нагеш-вара.
— Кто ты, юноша, ломающий ветви кустов и обирающий с них цветы? — спросила 
Чандравати,