|
сворачивали в сторону; другие пытались достать плоды крючьями, но те тут же
ломались; третьи пытались взобраться на дерево, но ствол становился скользким,
и люди падали, при этом один сломал руку, другой — ногу.
Царь сорвал с себя жемчужное ожерелье, сбросил корону и хотел влезть на дерево
сам. Тут к нему подошел котвал и говорит:
— Да сопутствует тебе победа, государь! Разреши мне достать эти плоды.
— Когда пошли ко дну слоны и кони, кузнечик говорит: «Давай я поищу брод!»
[80]
— ответил ему царь.
Приближенные царя стали смеяться над котвалом, а царь сказал:
— Ну что ж, попробуй. Только вот тебе мое условие: если достанешь плоды —
получишь награду, если нет — лишишься головы.
— Эх, была не была, — сказал на это котвал.
Он поклонился царю в ноги, взял горсть земли и пробормотав какое-то заклинание,
бросил этой землей в плоды. Они тут же упали прямо в руки царю. Придворные не
знали, куда глаза девать от стыда.
Громко заиграла во дворце музыка, заржали кони в конюшие, проснулась царица в
своей опочивальне. А царь снял с себя покрывало, накинул его котвалу на плечи и
поехал во дворец.
В пути плоды оторвались от веточки, перепутались, и теперь уже трудно было
сказать, какой из них был правый, а какой — левый. И вышло так, что царь съел
тот плод, что был слева, а царица — тот, что справа.
Через некоторое время царица зачала. Царь на радостях одарил придворных
жемчугом и другими драгоценностями, велел раздавать беднякам милостыню.
Прошло положенное время, и царь велел собрать со всей страны музыкантов,
танцоров, барабанщиков. Девять дней звучала во дворце такая громкая музыка, что
птицы облетали его стороной. На десятый день у царицы родился мальчик, краса
которого затмила луну.
Все радовались и веселились, царь приносил благодарственные жертвы богам и
раздавал пищу людям и животным. Он повелел рыть для своих подданных пруды и
колодцы, строить рынки и дороги.
[81]
И все превозносили щедрость государя.
На шестую ночь царский двор был превращен в огромный шатер под балдахином с
золотыми кистями, в нем горели светильники в три ряда, наполненные чистым
топленым маслом. Сто и один
[82]
оркестр играл непрестанно. С четырех сторон двора горели костры. Дворец
охранялся воинами и стражниками. Вход в комнату роженицы устлали лепестками
цветов, вдоль стен висели цветочные гирлянды, пол посыпали красным порошком, а
воздух был напоен ароматом сандала.
[83]
Здесь должны были пройти Дхара, Тара и Бидхата — боги судьбы, чтобы начертать
свои письмена на лбу малютки-царевича.
Наступила ночь. Служанки и няньки улеглись у порога на пол и принялись
рассказывать царице разные истории о царях и их возлюбленных. Царица уснула под
эти сказки. Последней рассказывала сказку цветочница. Но вот и она задремала.
Когда пробило полночь, уснула и стража.
В это самое время на дорожке, украшенной цветами, появились со связками перьев
в руках Дхара и Тара. Поперек входа лежала спящая цветочница. Боги призвали в
свидетели три небесных звезды,
[84]
переступили через спящую цветочницу и вошли в спальню царицы.
Первым взялся за перо Дхара. Он начертал на теле ребенка знаки учения, мудрости,
процветания и славы, а на ладонях — символы знамени и лотоса.
[85]
Дхара так старался, что исписал все перья.
Теперь за работу принялся Тара. Но не успел он поднести перо к челу ребенка,
как тут же отбросил его и вскочил.
— Что ты там обнаружил? — спросил его Дхара.
— Мальчик будет жить только двенадцать дней, — ответил Тара. — Пойдем, нам
больше нечего здесь делать.
— Двенадцать дней? — переспросил Дхара. — Дай-ка я посмотрю.
Дхара начал свои вычисления, и, сколько он их ни повторял, все время получалось
число «двенадцать». Дхара пытался поставить после двенадцати ноль, но он тут же
таинственно исчезал. Тогда и Дхара в сердцах отбросил перо.
Если боги начнут плакать, заплачут все люди на земле. Поэтому они вытерли слезы
концами своих одежд и собрались уходить. Но на пороге лежала цветочница, и,
призвав в свидетели три небесных звезды, боги стали перешагивать через нее.
Дхаре удалось это сделать, а Тара споткнулся о цветочницу. Она проснулась и
|
|