надписями, написанными лазурью, которые заключали прекрасные  славос-
ловия и сияли смотрящим. А пол в комнате был выстлан пестрым мрамором, и
посреди был водоем, по краям которого находились чаши, литые из золота и
извергавшие воду, похожую на жемчуг и яхонты; и помещение  было  устлано
разноцветными шелковыми коврами и  уставлено  скамейками.  И,  войдя,  я
сел..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Двадцать шестая ночь

   Когда же настала двадцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что юноша купец говорил христианину: "И, войдя, я сел и
не успел я очнуться, как та женщина уже подошла - в  венце,  окаймленном
жемчугом и драгоценностями, разрисованная и расписанная. И, увидев меня,
она улыбнулась мне к лицо, и обняла меня, и прижала  к  своей  груди  и,
приложив рот к моему рту, стала сосать мой язык; и я делал так же. И она
сказала: "Это правда? Ты пришел ко мне?" И я отвечал ей: "Я твой раб!" А
она воскликнула: "Привет, добро пожаловать! Клянусь Аллахом, с того дня,
как я тебя увидала, мне не был сладок сон и неприятно кушанье". - "И мне
также", - отвечал я; и мы сели и стали разговаривать, и я держал  голову
опущенной к земле от стыда. И вскоре мне подали на скатерти роскошнейшие
кушанья: мясо в уксусе, поджаренную тыкву в пчелином меду и курицу с на-
чинкой, и я поел с ней, и мы насытились, и мне подали таз и кувшин, и  я
вымыл руки; а потом мы надушились розовой водой с мускусом и сидели раз-
говаривая, и она произнесла такие стихи:
   "Если б ведом приход ваш был, мы б устлали
   Кровью сердца ваш путь и глаз чернотою
   И постлали б навстречу вам наши щеки, -
   Чтоб тянулась дорога ваша по векам".
   И она жаловалась на то, что испытала, и я жаловался ей на то, что ис-
пытал, и любовь к ней овладела мною, и все  деньги  сделались  для  меня
ничтожны. И мы играли, возились и целовались, пока не  подошла  ночь,  и
тогда девушки подали нам кушанье и вино, и вдруг вижу - это целый пир! И
мы пили до полуночи, а затем легли и заснули, и я проспал с ней до утра,
и в жизни не видел ночи, подобной этой. Когда же настало утро, я поднял-
ся и бросил ей под постель платок, в котором были динары, и простился  с
ней и вышел, а она заплакала и сказала: "О господин мой, когда  я  опять
увижу это прекрасное лицо?" И я сказал ей: "Я буду у  тебя  вечером".  А
выйдя, я нашел ослятника, привезшего меня вчера, который ждал меня у во-
рот, и сел с ним и приехал в хан Масрура, и сошел, и дал ослятнику  пол-
динара и сказал ему: "Приходи опять ко времени заката!"  И  он  отвечал:
"Хорошо!" И я позавтракал и пошел взыскивать деньги за  ткани,  а  потом
возвратился и приготовил ей жареного ягненка и сладостей, а затем позвал
носильщика, положил все это ему в корзину, заплатил  ему  и  вернулся  к
своим делам и был занят до захода солнца.
   А на закате ослятник пришел ко мне, и я взял пятьдесят динаров, поло-
жил их в платок и пошел к ней; и я увидел, что там вытерли мрамор и  на-
чистили медь и заправили светильники, зажгли свечи, разложили кушанья  и
процедили вино. И при виде меня моя возлюбленная закинула  руки  мне  на
шею и воскликнула: "Ты заставил меня тосковать!" А затем подали столы, и
мы ели, пока не насытились, и девушки убрали столы и поставили  вино.  И
мы пили, не переставая, до полуночи, а потом перешли в спальню и проспа-
ли до утра; и я поднялся и дал ей, как обычно, пятьдесят динаров и вышел
от нее. И я увидал ослятника и поехал в хан, и поспал немного, а затем я
встал и собрал ужин, и приготовил орехи и миндаль к рисовому  пилаву,  и
жареный бронник, и взял свежих и сушеных плодов на закуску, и цветов - и
отослал ей это; и, зайдя домой, взял пятьдесят динаров в платке и  вышел
и, как обычно, поехал с ослятником к ее дому. И я вошел, и  мы  поели  и
попили и спали до утра, а потом я поднялся и бросил  ей  платок  и,  как
всегда, поехал в хан. И так продолжалось некоторое время; и вот  однажды
я провел ночь и проснулся, не имея ни дирхема, ни динара. И я сказал се-
бе: "Все это дело сатаны! - и произнес такие стихи:
   От бедности богатого меркнет свет,
   Как солнца луч бледнеет в вечерний час.
   Коль нет его, помянут не будет он,
   А в стан придет, так доли там нет ему.
   На рынке он проходит украдкой,
   И слезы льет в пустыне он горькие.
   Клянусь Аллахом, муж среди родичей,
   Коль бедностью испытан он, - всем чужой!"
   И я вышел из хана и прошел по улице Бейн-аль-Касрейн и дошел до самых
ворот, и я увидел, что люди стоят толпой и ворота забиты множеством  на-
рода. И по предопределенному велению я увидал солдата и невольно  прижал
его, и моя рука оказалась у его кармана, и я потрогал его и нащупал  ко-
шелек в том кармане, на котором лежала моя рука. И я  почувствовал,  что
моя рука касается кошелька, и взял его из кармана солдата. И солдат  за-
метил, что его карман стал легким, и положил туда руку, но ничего не на-
шел там; и он обернулся ко мне и, подняв руку с дубиной, ударил меня  по
голове, и я упал на землю. И люди окружили нас и схватили за уздечку ло-
ш