конца года, а потом совершил омовение, взял под мышку свой  саван  и,
попрощавшись с семьей, соседями и всеми родными, вышел, наперекор самому
себе; и они подняли о нем вопли и крики. А купец шел, пока не  дошел  до
той рощи (а в тот день было начало нового года), и когда он сидел и пла-
кал о том, что с ним случилось, вдруг подошел к нему престарелый старец,
и с ним, на цепи, газель. И он приветствовал купца и пожелал ему  долгой
жизни и спросил: "Почему ты сидишь один в этом месте, когда здесь обита-
лище джиннов?" И купец рассказал ему, что у него случилось с ифритом,  и
старец, владелец газели, изумился и воскликнул: "Клянусь Аллахом, о брат
мой, твоя честность истинно велика, и рассказ твой изумителен, и будь он
даже написан иглами в уголках глаза, он послужил бы назиданием для  поу-
чающихся!"
   Потом старец сел подле купца и сказал: "Клянусь Аллахом, о брат  мой,
я не уйду от тебя, пока не увижу, что у тебя случится с этим ифритом!" И
он сел возле него, и оба вели беседу, и купца охватил страх  и  ужас,  и
сильное горе, и великое раздумье, а владелец газели был рядом с  ним.  И
вдруг подошел к ним другой старец, и с ним две собаки, и поздоровался (а
собаки были черные, из охотничьих), и после приветствия он  осведомился:
"Почему вы сидите в этом месте, когда здесь обиталище  джиннов?"  И  ему
рассказали все с начала до конца; и не успел он  как  следует  усесться,
как вдруг подошел к ним третий старец, и с ним пегий мул. И старец  при-
ветствовал их и спросил, почему они здесь, и ему рассказали все  дело  с
начала до конца, - а в повторении нет пользы, о господа мои, - и он  сел
с ними. И вдруг налетел из пустыни огромный  крутящийся  столб  пыли,  и
когда пыль рассеялась, оказалось, что это тот самый джинн, и в  руках  у
него обнаженный меч, а глаза его мечут искры. И, подойдя  к  ним,  джинн
потащил купца за руку и воскликнул: "Вставай, я убью тебя, как  ты  убил
мое дитя, последний вздох моего сердца!" И купец зарыдал и  заплакал,  и
три старца тоже подняли плач, рыданья и вопли.
   И первый старец, владелец газели, отделился от  прочих  и,  поцеловав
ифриту руку, сказал: "О джинн, венец царе"! джиннов! Если я расскажу те-
бе, что у меня случилось с этой газелью, и ты сочтешь мою повесть удиви-
тельной, подаришь ли ты мне одну треть крови этого купца?" -  "Да,  ста-
рец, - ответил ифрит, - если ты мне расскажешь историю и  она  покажется
мне удивительной, я подарю тебе треть его крови".

   РАССКАЗ ПЕРВОГО СТАРЦА

   Знай, о ифрит, - сказал тогда старец, - что эта газель -  дочь  моего
дяди и как бы моя плоть и кровь. Я женился на ней, когда она была совсем
юной, и прожил с нею около тридцати лет, но не имел от  нее  ребенка;  и
тогда я взял наложницу, и она наделила меня сыном, подобным луне в  пол-
нолуние, и глаза и брови его были совершенны по  красоте!  Он  вырос,  и
стал большим, и достиг пятнадцати лет; и тогда мне  пришлось  поехать  в
какой-то город, и я отправился с разным товаром. А дочь моего дяди,  эта
газель, с малых лет научилась колдовству и волхвованию, и она превратила
мальчика в теленка, а ту невольницу, мать его, в корову и отдала их пас-
туху.
   Я приехал спустя долгое время из путешествия и спросил о моем ребенке
и его матери, и дочь моего дяди сказала мне: "Твоя жена умерла,  а  твой
сын убежал, и я не знаю, куда он ушел". И я  просидел  год  с  печальным
сердцем и плачущими глазами, пока не пришел великий праздник Аллаха [8],
и тогда я послал за пастухом и велел ему привести жирную корову. И  пас-
тух привел жирную корову (а это была моя невольница, которую заколдовала
эта газель), и я подобрал полы и взял в руки нож, желая ее зарезать,  но
корова стала реветь, стонать и плакать; и я удивился этому, и меня взяла
жалость. И я оставил ее и сказал пастуху: "Приведи мне  другую  корову".
Но дочь моего дяди крикнула: "Эту зарежь! У меня кет лучше и жирнее ее!"
И я подошел к корове, чтобы зарезать ее, но она заревела, и тогда я под-
нялся и приказал тому пастуху зарезать ее и ободрать. И пастух зарезал и
ободрал корову, но не нашел ни мяса, ни жира - ничего, кроме кожи и кос-
тей. И я раскаялся, что зарезал корову, но от моего  раскаянья  не  было
пользы, и отдал ее пастуху и сказал ему: "Приведи мне жирного  теленка!"
И пастух привел мне моего сына; и когда теленок увидел меня, он  оборвал
веревку и подбежал ко мне и стал об меня тереться, плача и стеная. Тогда
меня взяла жалость, И я сказал пастуху: "Приведи мне корову, а  его  ос-
тавь". Но дочь моего дяди, эта газель, закричала на меня и сказала: "На-
до непременно зарезать этого теленка сегодня: ведь сегодня - день святой
и благословенный, когда режут только самое хорошее животное, а среди на-
ших телят нет жирнее и лучше этого!"
   "Посмотри, какова была корова, которую я зарезал по  твоему  приказа-
нию, - сказал я ей. - Видишь, мы с ней обманулись и не имели от нее  ни-
какого проку, и я сильно раскаиваюсь, что зарезал ее, и теперь, на  этот
раз, я не хочу ничего слышать о том, чтобы зарезать  этого  теленка".  -
"Клянусь Аллахом великим, милосердным, милостивым, ты  непременно  заре-
жешь его в этот священный день, а если нет, то ты мне не муж и я тебе не
жена!" - воскликнула дочь моего дяди. И, услышав от  нее  эти  тягостные
слова и не зная о ее намерениях, я подошел  к  теленку  и  взял  в  руки
нож..."
   Но тут застигло Шахразаду утро, и она прекратила дозволенные речи.