– Да, я хочу стать таким, как Гарри, – подтвердил мальчик, и скаут не обратил 
внимания, какое значение приобрели эти слова в устах дакота.
Вокруг не смолкали шутки, шли и серьезные разговоры:
– … три ранчеро с остатком скота спаслись от полой воды… и охотник на бобров, 
который промышлял в этой местности… С ними несколько ковбоев, женщина… – уловил 
Хапеда и этого было достаточно для живого воображения маленького пленника: 
«Охотник на бобров… уж не Адамс ли это? Адамс как раз должен ждать нас в этих 
местах».
Стемнело. Солдаты поставили для лейтенанта палатку, а сами завернулись в одеяла 
и устроились на лугу. Лошадей не расседлывали, их собрали вместе и охраняли. 
Хапеда, не вызывая никаких подозрений, улегся среди солдат. Он точно запомнил, 
как распределили вахту. С полуночи до двух часов охрану нес скаут. В это время 
Хапеде нельзя было ничего предпринимать. Если улизнуть раньше, скаут заметит 
его отсутствие, как только пойдет на вахту. Таким образом, Хапеде оставался 
небольшой промежуток времени между двумя часами пополуночи и восходом солнца.
Юный дакота закрыл глаза и заставил себя заснуть: надо было беречь силы. Он не 
сомневался, что сможет в нужное время проснуться, к этому он был приучен. Белые 
люди считали, что маленькие индейцы ничему не учатся. Они глубоко заблуждались. 
Индейские дети проходили основательную, суровую школу. С четырех лет Хапеда 
учился скакать на лошади, стрелять из лука, выслеживать дичь и врагов. Он 
научился владеть собой, переносить голод и жажду. Он узнал историю своего 
племени. Он мог объясняться на языке жестов. Он умел изготовить стрелы, 
поставить палатку, мог ориентироваться в незнакомой местности. Еще несколько 
лет – и он станет воином…
Эта в полусне возникшая у Хапеды мысль заставила его вздрогнуть. Нет, он 
никогда не станет воином. Не станет потому, что род Медведицы будет теперь 
разводить пятнистых бизонов и жить в мире со всеми хорошими краснокожими и 
белыми людьми. Со всеми хорошими… Но ведь среди людей немало алчных хищников, и 
Хапеде еще пригодится его мужество, даже если бороться с ними придется и без 
оружия!
Скаут с двумя драгунами нес вахту у коней. Хапеда не подавал вида, что 
проснулся. Он продолжал лежать не шевелясь и внимательно за всем наблюдал.
Пришло время, и бородатый скаут отправился спать. Он присмотрел себе закрытое 
от ветра местечко за палаткой лейтенанта, укутался в одеяло и сразу, как можно 
было судить по его равномерному дыханию, заснул. Хапеда подождал еще некоторое 
время. На вахте остались два молодых драгуна. Они уселись у лошадей и принялись 
болтать. Мальчик притворился, что ему плохо. Он поднялся и, не скрываясь, но 
совершенно бесшумно, пошел за палатку, в сторону, противоположную той, где 
улегся скаут. Когда палатка скрыла его от драгун, он лег и пополз по траве.
Хапеде часто приходилось ползать таким образом, но сейчас нужно было проявлять 
величайшую осторожность. К счастью, высокая трава хорошо укрывала его маленькую 
тощую фигурку. Вахтенные, кажется, даже и внимания не обратили на то, что он 
больше не появился из-за палатки. Они сидели уставившись в темноту и болтали. В 
ночной тишине Хапеда еще долго слышал их голоса.
Удалившись на безопасное расстояние, он перевел дух. О, если бы Ихазапа или 
Часке были поблизости, если бы они хотя бы догадались о его побеге! Хапеда 
вполз на холм и затявкал койотом. У рода Медведицы это был условный сигнал 
разведчиков.
Послышался ответный лай койота.
Подошел Ихазапа, за ним Часке. Слов было сказано немного. Мальчик сообщил то, 
что он слышал о скоте и об охотнике на бобров. Мальчики и Ихазапа пустились 
бегом в неблизкий путь. Ихазапа опять потащил медвежонка, Часке – кожаное 
полотнище.
Взошло солнце, но утро было все еще прозрачное, холодное. Все трое скоро 
услышали вдали мычание коров. О, оно совсем не было похоже на мычание диких 
бизонов. А может быть, это такие же жалкие животные, как изможденные, вечно 
голодные коровы, которые им достались в резервации?
Дакоты уже не проявляли особой осторожности. Не скрываясь, они побежали к стаду.
 Томагавк войны был зарыт, и никто тут даже не догадывается, что они 
принадлежат к все еще преследуемому роду Медведицы. А если здесь, как они 
надеялись, Адамс, то он, конечно, узнает их и наверняка с радостью примет.
Дакотов заметили. Навстречу им выехал всадник на пегой лошади. Это был белый. 
По обычаю ковбоев на нем была кожаная куртка и высокая широкополая шляпа, на 
шее – пестрый с острыми концами галстук. Лицо худое, загорелое. Возраст его 
определить было трудно, кто знает, годы или лишения избороздили морщинами его 
лицо. Он подскакал поближе, как индеец, осадил своего коня и остановился прямо 
перед мальчиками.
Остановились и дакоты.
– Я приветствую моих младших братьев!
Белый говорил по-дакотски. Его произношение было индейцам непривычным, но они 
отлично поняли его и очень обрадовались, что белый в этих далеких краях 
обращается к ним на родном языке.
– Мы приветствуем нашего старшего брата! – с достоинством ответил Ихазапа. – Мы 
ищем человека по имени Адамс.
– Здесь вы его как раз и найдете! Пошли!
Всадник повернул коня и рысью понесся к стаду, которое паслось на лугу. Индейцы 
последовали за ним. С любопытством разглядывали Хапеда и Часке коров и быков. 
После пережитой зимы они тоже исхудали, как и дикие бизоны, но двигались легко 
и с удовольствием щипали траву.
Дакоты увидели группу белых всадников. Один из них был точь-в-точь как и тот,