не пошевельнет и пальцем, чтобы защитить Уинону и Унчиду, но даже, наверное, 
будет рад их несчастью.
Харка прикинул: белые люди хотят двинуться с восходом солнца и около полудня 
уже покончить с родом Медведицы… Если сейчас же отправиться в путь, то еще до 
восхода солнца можно успеть предупредить Уинону… а та предупредит всех, даже 
ненавистного жреца, даже старейшин, которые несправедливо осудили Матотаупу, 
даже Четана, который считает Харку сыном предателя. Всех предупредит Уинона, 
ведь не будет же она молчать. А если велеть ей молчать? Но тогда ей не убежать 
в лес, не вызвав подозрения. Как быть? О том, чтобы слова белого перевести 
Шонке, у Харки не возникало и мысли: этого парня он ненавидел.
Харке надо было вернуться к отцу и Джо, сообщить им обо всем. Но Джо, в конце 
концов, может узнать о том, что предприняли белые люди, и днем позже, и это 
ничего не изменит. Может быть, даже лучше, если он узнает позже, потому что он, 
наверное, захочет принять участие в налете – и тогда пропадут все, кто живет на 
Лошадином ручье, ведь Джо сам пережил «утро мертвых рыб».
Это опасение как-то отодвинуло все другие соображения Харки. Нет, нет, Джо не 
должен сейчас узнать об этих планах! Надо сначала предупредить Уинону. Может 
быть, все же удастся помочь сестре и бабушке…
Харка выполз из кустов так, что сосед ничего не заметил. Он отполз достаточно 
далеко и оказался в долине, по которой хотел выбраться в открытую прерию. Ничто 
не свидетельствовало об опасности. Харка поднялся и побежал по холмистой прерии 
на северо-восток.
И вдруг какой-то звук послышался Харке позади… Потом где-то в стороне… Неужели 
его преследует Шонка или тот разведчик, косичку которого он заметил на другом 
берегу?
Харка остановился. Внешне он был совершенно невозмутим, однако беспокойство его 
росло – он чувствовал присутствие человека…
А ночь по-прежнему оставалась безмолвной. Может быть, тот, другой, кто 
преследует его, тоже остановился, чтобы не выдать себя? Молодой индеец не был 
человеком, который легко отказывается от поставленной задачи. Он взял в руки 
револьвер, решив при надобности стрелять, и снова побежал. Временами ему 
слышался топот человеческих ног, но он уже не останавливался и не прислушивался,
 решив, что, в конце концов, и разведчик рода Медведицы тоже может спешить этим 
путем к Лошадиному ручью.
Чем ближе был Харка к Лошадиному ручью, чем скорее приближался момент встречи с 
сестрой и бабушкой, тем страшнее и страшнее становились видения кровавого 
торжества белых. Харка тяжело дышал, судорожно раскрывая рот. Еще один поворот 
– и уже совсем рядом долина Лошадиного ручья.
Вот он карабкается на высокий берег. Ветер освежает его вспотевшую спину. 
Сквозь ночной туман доносится журчание полой воды. И только поднялся он, как из 
мрака и тумана возникла перед ним человеческая фигура.
Харка смотрел и не двигался.
Перед Харкой стоял индеец. Волосы его были расчесаны на пробор, верхняя часть 
тела обнажена, в руках – ружье.
Это был Матотаупа.
Харка чувствовал, что и отец пристально смотрит на него. И раз Матотаупа не 
таясь стоял перед ним, значит, поблизости не было врага и Харка мог без опаски 
подойти к нему.
Матотаупа опустился среди кустарников на землю. Сел и Харка. Он ждал, что 
скажет отец. Но Матотаупа не раскрывал рта и не подавал знака говорить Харке.
Харка был теперь убежден, что именно отец и следовал за ним. Несомненно, он 
знает, о чем говорили белые, – ведь он тоже понимает их язык. И если уж 
Матотаупа направился тем же, что и Харка, путем, то, видно, он не станет 
задерживать сына – скорее всего им руководили те же заботы, и он, наверное, 
тоже собирался предупредить Уинону и Унчиду… Харка ждал, что скажет отец, он 
все еще ждал… Взошла луна. Свет ее проникал сквозь ветви кустарника и падал на 
Харку. Матотаупа оставался в тени. Матотаупа продолжал молчать, и Харку охватил 
непонятный страх, точно в спину ему вот-вот вонзятся когти хищника. А что, если 
отец думает не так? Что, если он считает, что Харка изменил долгу разведчика? 
Изменил?.. О, тогда произойдет такое, чего даже нельзя себе представить.
Матотаупа заговорил.
– Кто ты? – спросил он сына тихо, сохраняя достоинство и спокойствие.
Харка отвечал медленно, запинаясь, еле ворочая вдруг отяжелевшим языком:
– Я – Харка – Твердый Как Камень, Ночной Глаз… Убивший Волка, Преследователь 
Бизона, Охотник На Медведя… сын Матотаупы… – Харка хотел на этом закончить, но 
взгляд Матотаупы требовал продолжения. – И… и разведчик белого человека Джо.
– Ты был всем этим.
У Харки перехватило дыхание: все его надежды рухнули.
Снова стало тихо. Неотвратимо приближалось утро.
– Куда мне идти? – подавленно спросил Харка: он понимал, что этим вопросом 
отдает себя на суд отца.
– Иди туда, куда ты хотел идти! Иди, если ты презираешь отца и предаешь своих 
друзей!
Харка пытался собраться с мыслями, но и мысли его и чувства были подавлены 
тяжелыми сомнениями. Он молчал.
– Я не держу тебя, иди!
– Н-нет…
– Знаешь ли ты сам, чего хочешь?
Харка склонил голову и уставился в траву.
Отец сидел перед ним в отчаянии, опустив плечи. Люди рода лишили его и чести, и