– Вернись к нам.
– Но у меня есть вопрос к тебе, Четан. Я сын вождя, а не сын предателя. Мой 
отец невиновен. Ты в это веришь?
– Нет.
Харка вздрогнул и побледнел. Его взгляд, обращенный к Четану, погас. Он теперь 
смотрел на очаг, медленно вытащил горящий сучок, и он тлел в его руке. Все 
молчало, все было неподвижно: ветки в очаге больше не трещали, угли больше не 
трепыхались пламенем, хворостинка в руке Харки медленно догорала. Губы юноши 
были плотно сжаты. Неподвижным был и Четан. Он не издал больше ни звука. «Нет»– 
было последнее, что прозвучало в палатке.
Оба молча сидели друг против друга, пока не настало утро. Рассвет едва пробился 
сквозь ледяное окошко и осветил два бледных лица. Четан поднялся. Он собрал 
оружие и вышел из снежной хижины, не сказав ни слова.
Харка остался один.
Через два дня он пришел в блокгауз и накормил Серого, за которым в его 
отсутствие следил Матотаупа. Он встретился с отцом у коней. Но он молчал и 
ничего не сказал о встрече с Четаном. Он ждал. Надо было, чтобы отец сам как 
следует узнал Рэда Джима и был готов его убить.
Пришло время, и дни стали длиннее, снег потерял свою слепящую белизну и 
становился рыхлым. На крыше блокгауза стали расти сосульки, началась капель. С 
шумом сваливались с деревьев снежные шапки, сползали пласты снега с крыши, 
таяла снежная хижина Харки. Воздух стал влажным, вздулась река, и глинистый 
поток подступил почти к самому блокгаузу. Стали зеленеть ветки ивняка, и 
молодая трава появилась на талой земле. Потом распустились первые цветы. И 
наконец, день стал длиннее ночи. По лесам и прерии бродили изголодавшиеся 
мустанги, бизоны, антилопы, лоси, олени. Хомяки покидали в поисках пищи свои 
норы. Поднялись от зимней спячки медведи, они изрядно похудели и тоже рыскали в 
поисках добычи. Индейцы-охотники и белые охотники направлялись в фактории с 
прекрасными зимними мехами.
Было утро. Бен со своей женой и дочерью сооружали позади дома легкий длинный 
навес, который должен был служить летней столовой. Рэд Джим с ружьем слонялся 
вокруг дома. Когда пожилая женщина увидела его, ее губы сложились в 
презрительную усмешку и с них готово было сорваться резкое словцо, но Джим 
подметил это и опередил ее.
– И вечно-то она в трудах! – крикнул он. – Какая жена тебе досталась, Бен! 
Сколько я советовал соорудить подобную штуку, а ты меня не слушал. Должна была 
появиться твоя жена. Там, где и сам черт не в силах, там, где и Рэд Джим ни 
гроша не стоит, там может справиться только твоя Мэри!
Женщина подошла к Джиму, спокойно отобрала у него ружье – и он с усмешкой 
позволил ей это сделать, – сунула ему в руки топор.
– Старый бездельник! – крикнула она. – Помогай!
У Джима, видимо, были причины наладить отношения с этой женщиной.
– А ну, все в сторону! – приказал он. – Развели тут канитель! Рэд Джим, Джим 
Красный сделает все это быстрее и лучше!
Бен посмотрел на жену, потом махнул рукой:
– А, делайте что хотите… Мне надо обслуживать… – и исчез в доме.
В блокгаузе три стола были заняты. Двери оставались открытыми, и проникающие в 
помещение утренние лучи пронизывали пыльный воздух. Раздавались удары топора: 
Джим прорубал дверь из блокгауза в пристройку. Река журчала у самых стен дома. 
Ржали в загоне мустанги. И все было совсем не так, как зимой, все было звонче, 
веселее, живее. Повеселели и люди, полные новых надежд.
За столом в левом углу сидели инженер Джо, его юный помощник Генри и Матотаупа. 
Рядом сидел Харка. Джо был снова полон сил. Он сидел на пристенной скамье, не 
требовал виски, а заказал себе окорок лани и пил чай. Несмотря на прежнюю, 
бьющую из него энергию, что-то в нем изменилось. И тот, кто внимательно следил 
за его разговором, различил бы в голосе его оттенок горечи, а тот, кто знал его 
взгляд, заметил бы, что он смотрит теперь на мир с необычной для него печалью. 
Для Джо не прошло бесследно утро мертвых рыб. Этот день изменил и Генри.
– Что же сделает ваша дорога? – спросил Матотаупа инженера.
– Во всяком случае, ничего плохого, – ответил Джо. – Ты, Топ, видел большие 
города. Таких городов на востоке много. Есть такие города и на западе. 
Гражданская война подходит к концу, и города будут расти как никогда. Но между 
городами Востока и Запада – дикая прерия и Скалистые горы. Восток и Запад – 
словно два далеких континента. Такое положение нелепо, недопустимо. 
Трансконтинентальная железная дорога должна быть, и не одна. Пока строится 
только первая линия. Кому она повредит? И потом, что потеряют индейцы, если 
через прерии проложат путь, по которому пойдут поезда, ведь поезд не может 
свернуть ни вправо, ни влево, он едет только по рельсам. Это ясно и просто. 
Вдоль путей будут станции. На эти станции смогут приходить индейцы и обменивать 
меха и шкуры на то, что им нужно. А на станциях товаров будет больше, чем у 
такого торговца, как Бен.
– Но дорога нарушит пути бизонов.
– Бизоны, несомненно, привыкнут. Да и индейцы тоже привыкнут. Через какое-то 
время индейцы сами будут пользоваться этой дорогой.
– Возможно, ты прав, Джо.
– Конечно, я прав. То, что здесь произошло, это результат ужаснейшего 
невежества твоих сородичей, результат дикой ненависти твоих жрецов. Отравить 
воду! Разве это борьба, достойная воинов? Скажи, ведут таким способом войну 
краснокожие воины Друг с другом?
– Нет.