В тесном провале пещеры зашевелился человек. Его кожаные штаны и куртка были 
совершенно мокры. Он пытался карабкаться по почти вертикальному ходу. 
Оглушенный грохотом воды, которая клокотала всего в нескольких метрах от его 
головы, он только благодарил судьбу за то, что чудом уцелел, за то, что жив и 
дышит. Мощный поток, как щепку, протащил его по камням, и все кости у человека 
ныли. Ружье и нож он потерял, шляпу сбило водой, огниво подмокло. У него 
осталась только жалкая жизнь да мокрое платье. Один-одинешенек внутри горы, он 
не имел представления, как добраться до выхода.
Поток сбросил его вниз. Нечего было и думать вернуться назад тем же путем, 
каким он попал сюда. Оставался лишь путь по этому круто поднимающемуся ходу. 
Куда он ведет — неизвестно. Но это была единственная надежда, и продрогший, 
ослабший человек карабкался вверх.
Он не знал, день сейчас или ночь, не знал, сколько времени прошло с тех пор, 
как он выбрался из потока, он только чувствовал, что голоден и что последние 
силы оставляют его.
Однако крутой подъем кончился, и двигаться стало легче. Скоро проход разделился 
на два, и человек не раздумывая выбрал более широкий: ведь по нему легче было 
продвигаться. И несмотря на то, что его ждала неизвестность, несмотря на то, 
что он дошел до последней степени изнеможения, он все же полз.
И когда надежда на спасение уже, казалось, была потеряна, перед его глазами 
замерцал слабый свет. Он закрыл глаза руками, отнял руки, снова закрыл и снова 
отнял: нет, это не показалось ему — настоящий свет. Он даже смог различить 
выступы утесов, даже разглядел свои собственные руки. И он хотел уже было 
броситься вперед, но ноги вдруг отказались повиноваться: это был не дневной 
свет, это был огонь. Огонь в пещере! Откуда в пещере огонь?
И тут из-за скалы показалась рука, держащая лучину, затем лицо в колеблющемся 
свете пламени. Люди заметили друг друга.
— Проклятье! — произнес человек с лучиной, его лицо исказила злоба, и он 
схватился за нож.
— Черт возьми! — растерянно пробормотал узник пещеры.
— Проклятье и еще раз проклятье! Несчастный червяк! Откуда ты взялся?
— Из воды. Не направляешься ли ты тоже туда?
— Нет уж. Пожалуй, я самого тебя еще раз туда отправлю, если захочу…
Лучина сгорела. Наступила тьма.
— Ну так что ж ты меня не отправляешь?..
— А зачем мне это надо, проклятый слизняк! Проныра! Что ты здесь потерял? — 
голос владельца ножа не предвещал ничего доброго.
— Я не знал, что это твоя пещера, — сбавил тон безоружный.
— Ну так теперь знай!.. Что ты тут искал?
— Да… так… ничего…
— Ты врешь, поганец! Ты искал золото! Где ты нашел его?
— Я… я… нет, не искал…
— Где ты его нашел?
— Я не нашел его…
— Ну погоди! Я тебя заставлю выложить правду! Я ухожу, но не надейся, что 
разрешу ползти за мной. Это будет стоить тебе жизни.
Обессилевшему неудачнику показалось, что голос удаляется.
— Пощади же! — взмолился он. — Я ничего не нашел, это правда, но я все расскажу,
 я сделаю все, что ты потребуешь…
— Безмозглая башка! Идем! Ты будешь делать все, что я скажу!
— Да, да… все, что ты прикажешь, все…
В ответ послышался презрительный смешок и короткое:
— Пошли!
Бесконечно долго, молча тащились они в темноте по закоулкам пещеры, пока перед 
ними не забрезжил дневной свет.
— Свет! Свет! — закричал воспрянувший духом неудачник.
— Заткни глотку! В лесу дакоты!
— Я знаю… О милое небо! Я буду молчать…
— Мне наплевать, что тебе дорого небо. И если ты не хочешь сейчас же туда 
отправиться — помалкивай.
Промокший, потерявший последние силы человек с трудом выбрался из отверстия, 
надежно скрытого перекрученными корнями деревьев и ветками. Он тотчас 
растянулся на земле, но, почувствовав на себе недобрый взгляд проводника, 
вздрогнул.
— Вот и лежишь ты, как ободранный бизон… — с ядовитой усмешкой произнес тот. — 
Так говори же, что искал?
— Искал золото, но ничего не нашел.
— Золото? Кто тебе посоветовал искать золото здесь? Ну?
— Просто пронесся слух… А торговля моя шла совсем плохо.
— Что за торговля?
— Мехами и водкой.
— А где это ты зубы потерял? А?
— На Миннесоте, сэр… Дакоты проклятые… Прошлый год…
— Пустая голова. Какой я тебе к черту сэр…
Бедняга собрался с силами и сел. Немного успокоившись, он стал разглядывать 
своего не то врага, не то спасителя. Перед ним был рыжеволосый парень двадцати 
двух — двадцати трех лет с обветренным и обожженным солнцем худощавым лицом. 
Нижняя челюсть у него сильно выступала вперед. Пожалуй, с таким человеком нужно 
было считаться.