ничего не было бы слышно.
Но вот голос смолк, и наступила тишина. И тут же ее разорвал крик. Харка весь 
сжался и еще крепче вцепился в ружье: это кричал отец! И еще раз прозвучал его 
голос, полный протеста:
— Неправда, неправда, неправда!
«Неправда!»
О, это слово и то, как оно было произнесено, о многом сказали Харке. Отца 
обвиняли. Обвинение, видимо, было ужасно. Но обвинение было несправедливо. Оно 
было ложно. Ложно!
Итак, когда Татанка-Йотанка пришел к Харке, он уже знал, что ему предстоит 
обвинять Матотаупу. Но, видно, он также знал и о том, что Харка был свидетелем, 
что его отец выстоял против колдовской воды, иначе ему незачем бы прятать Харку 
в типи жреца. Харку — единственного свидетеля правоты отца!
Но неужели и великий жрец — лжец?! Этого не может быть! Нет, этого не может 
быть!
Кто же ввел в заблуждение Татанку-Йотанку?
Хавандшита? Да, Хавандшита!
Это станет всем известно. Это должно быть известно всем!
Харка еще раз услышал крик отца, и все стихло. И снова послышалась чья-то 
приглушенная речь. Это, наверное, опять Татанка-Йотанка. Послышались и другие 
злобные голоса, угрозы.
Что же делать?!
Выскочить наружу, выстрелить, привлечь общее внимание и рассказать обо всем, 
что он видел ночью, чтобы все поняли, что отец невиновен? Чтобы и отец знал, 
что Харка не верит лживому обвинению…
И Харка уже готов был осуществить свое намерение, но полог раскрылся
— и вошел Хавандшита в сопровождении Шонки. Харка рванулся с земли и встретил 
вошедших стоя, с заряженным ружьем в руках.
Хавандшита и Шонка замерли. Полог типи за ними опустился. Хавандшита уставился 
на мальчика.
Но Харка не смотрел на жреца, он смотрел на Шонку. Тот слегка расставил ноги, 
раскрыл рот и опустил голову, словно бык, приготовившийся к прыжку.
— Отдай мацавакен Шонке! — приказал старый жрец сыну Матотаупы.
Харка не двинулся с места.
— Подойди! — сказал Харка своему давнишнему врагу с таким спокойствием, которое 
насторожило Шонку.
И Шонка заколебался. Хавандшите стало стыдно: уж не подумал бы кто, что он 
боится мальчишки, и он бросился вперед, чтобы отобрать у Харки ружье. Харка, 
как будто подчиняясь приказу жреца, протянул ружье Шонке и в то же мгновение 
нажал на оба курка. Прогремело два выстрела. Шонка отскочил, словно отброшенный 
ударом, а Харка, не выпуская из рук ружья и боеприпасов, выскочил вон.
Снаружи толпились люди, взволнованные происшедшими событиями. Они молчали и не 
двигались, напуганные выстрелами. Страх парализовал их, и никем не задержанный 
Харка бросился в типи отца.
Он вошел и остановился.
Огонь в очаге еще горел. Женщин и девушек не было. У очага стоял Матотаупа. 
Лицо его было смертельно бледно. На полу, у ног вождя, лежали разорванные жгуты 
из прутьев ивы. На руках вождя еще виднелись следы веревок.
Напротив Матотаупы стояли Татанка-Йотанка и несколько воинов. Медленно, совсем 
медленно, великий жрец повернул голову и посмотрел на Харку. А отец даже не 
поднял на сына глаз, настолько он был поглощен своими переживаниями. 
Татанка-Йотанка двинулся к мальчику. Тогда и отец заметил сына с мацавакеном. И 
Харка мучительно соображал: чем же, чем он может помочь? Матотаупа совершенно 
спокойно смотрел на сына, и Харке было ясно, что он никогда не способен сделать 
что-нибудь во вред отцу, никогда он не выступит против него, и ничто не 
заставит его в этот позорный час отступиться от своего отца.
И вот Татанка-Йотанка рядом с Харкой.
— Я послал за тобой. Харка — Твердый как камень — Охотник на медведя. Почему ты 
выстрелил, прежде чем явился ко мне?
Харка повернулся к жрецу.
— Татанка-Йотанка, ни один язык не передал мне твоих слов, я не знал, что ты 
меня зовешь. Хавандшита приказал только, чтобы я мой мацавакен отдал Шонке.
Лицо великого жреца чуть дрогнуло: из слов Харки он понял, что тот пришел не по 
его зову, а против его воли. Но он понял также, что Хавандшита и Шонка не 
выполнили его приказа.
— Итак, ты здесь, — сказал Татанка-Йотанка. — Мацавакен ты можешь оставить у 
себя. Твой отец сам тебе скажет, почему тебе не следует надеяться стать воином 
рода Медведицы. Скоро соберется Совет и решит судьбу твоего отца. Пока иди 
снова в типи Хавандшиты. Старейшины скажут свое слово, и ты узнаешь об их 
решении.
Харка посмотрел на отца.
— Иди и делай, что тебе сказано, — с трудом произнес Матотаупа. — Я невиновен, 
понимаешь ты? Воины и старейшины мне поверят. Ты понял?
— Да, отец.
Харка повернулся и, сжимая в руках ружье, вышел.
Он не оглядывался по сторонам, он шел прямо в типи Хавандшиты. Там он опустился 
на землю перед очагом, на то самое место, где сидел раньше. Он положил на 
колени ружье и тут же на глазах Хавандшиты спокойно зарядил оба ствола. Шонки 
видно не было.
Харка сидел и думал, чем бы помочь отцу. Он готов был сделать все, что в его