– Но я не говорить хочу, я хочу иметь колодец, Джимми Уайт Хорс. Речи и письма 
– это ваше дело.
– Насос дорог, – сказал Дейв де Корби. – Электричество дорого.
– Да, – ответил ему Джо Кинг, – электричество дорого, но эффективно. Им можно 
приводить в действие насос. Оно совершает чудеса. Оно гонит воду днем и ночью. 
Его можно даже подключить к человеку. Оно и тут делает чудеса, и он скоро на 
все отвечает» да «. Если только его зовут не Джо Кингом. Я жду лишь три дня, и 
если вы за это время не представите отчета, как и где у нас лучше всего сделать 
колодец, то произойдет кое-что. По новейшему методу. Я сказал.
Он поднялся и пошел.
Члены совета не смотрели ему вслед, не смотрели они и друг на друга. Они 
смотрели перед собой, назад, во мглу жалкого минувшего десятилетия, в глубь 
колючих кустарников – разграничения компетентности, где слова и многие ростки 
новых начинаний, некоторые уже порванные, висели на их колючих ветвях.
Джимми захлопнул свою записную книжку.
– Ты, Дейв, свяжешься со службой здравоохранения, чтобы они обследовали 
местность на ранчо Джо Кинга. Выяснили все вообще, что касается водоснабжения. 
А лучше всего, иди сейчас же к суперинтенденту и сделай свою надпись на его 
заявлении для службы здравоохранения. У Эйви как раз сегодня люди из Нью-Сити. 
Джо собирается приплатить, и надо ему помочь. Даже если он и ведет иногда 
странные речи. Словно помешанный!
Дейв поднялся и вышел из помещения. Насколько легче было это все старому Айзеку 
Буту, подумал он. Айзек взял в аренду землю, от которой отказался белый 
арендатор, колодец там уже был устроен прежним хозяином. Это был плохой колодец,
 неглубокий, подчас его не хватало, и он часто загрязнялся. Однако он был, и 
его наличие успокаивало, никакого волнения тут не возникало. А вот Стоунхорну 
всегда надо создавать беспокойство.



СОСЕДИ

В тот день, когда Стоунхорн встретил в поселке агентуры Гарольда Бута и 
сражался за колодец, Квини пришлось одной отправиться в школу и возвращаться 
домой. Она пешком дошла до школьного автобуса, и утро радовало ее на этой 
длинной дороге мягкой осенней погодой. Ветер шевелил желтую траву, кротко сияло 
солнце. Прошмыгнул в кустах фазан. В вышине парил орел. Квини добралась до 
школьного автобуса, и день у нее прошел хорошо, ведь даже Тикок не доставил ей 
ни малейших неприятностей и, напротив, обращался к ней с такой любезностью, с 
которой привечают потенциального заступника. И она после полудня отправилась 
домой, предвкушая радость от того, Что Стоунхорн добьется своего и у 
суперинтендента, и в совете племени.
Пока она от остановки автобуса плелась через луга к дому – бежать домой по 
шоссе ей не доставляло никакой радости, – она, тихо напевая себе под нос, 
думала о муже. Она еще и потому прошлась тут с удовольствием пешком, что при 
этом вспоминала, что этот путь прежде должен был совершать ежедневно он. И не 
только этот, но еще и длинный автобусный путь вдобавок. Все же кое-что 
переменилось к лучшему для некоторых индейских детей. Правда, не для всех, но 
начало было положено.
Время у Квини было и сна пошла не напрямик к дому, а позволила себе еще 
небольшой крюк, чтобы подойти к сосновой рощице, где они сидели с бабушкой и 
Стоунхорном и ели печенное в золе мясо. Она посмотрела оттуда вокруг: на 
лошадей, на дом и… и на шоссе внизу, в долине. По шоссе приближался» 
Студебеккер «, который, между прочим, опять стал единственным автомобилем Бутов.
 За рулем сидел Гарольд. Больше никого в автомобиле не было. Гарольд, казалось, 
ехал не совсем уверенно: машина виляла по дороге из стороны в сторону. 
Настроение у Квини было испорчено. Она быстренько сбежала по склону и вошла в 
дом, чтобы приготовить ужин. Она принесла с собой свежую рыбу. Семья 
заведующего хозяйством школы получила рыбу, и Квини немного у них купила. И все 
время, пока Квини чистила у открытой двери рыбу и бросала отходы алчущим 
собакам, она была внутренне напряжена, ведь мысль о том, что Гарольд может 
совершить какую-нибудь гадость, когда она остается одна, преследовала ее уже 
несколько дней. Сейчас было еще светло. Семья Бут была внизу, у дома, и ей 
представлялось совершенно невероятным, чтобы Гарольд этот предвечерний час мог 
использовать против соседей, которых хотел погубить, предпринять что-то против 
них. Все же чувство страха у Квини было связано не только с разумом. Оно 
инстинктивно возникло из существующих противоречий и не было связано только с 
сиюминутными внешними обстоятельствами.
Солнце заходило и озаряло землю своими последними лучами. Квини высматривала 
Стоунхорна и наконец увидела его, возвращающегося верхом. Всадник был редким 
явлением на шоссе: старый автомобиль дешевле и быстрее, чем лошадь, и всадники 
– это были большей частью либо табунщики, пасущие лошадей, либо ранчеро, 
разводящие бекинг хорсов. Квини очень обрадовалась и поставила на печечку рыбу. 
Она услышала, как около дома появился муж, прислушалась, как он повел карего в 
загон. Пегий, фыркая и топая, проявил свою ревность. Видно, Стоунхорну пришлось 
карего привязать вне загона, чтобы предотвратить драку жеребцов. Когда он вошел 
в дом, Квини улыбнулась ему навстречу, и он привлек ее к себе. Но было что-то 
чуждое и угрожающее в его поведении, в его торопливых движениях, и она 
испугалась. Он взял рыбину, жадно проглотил ее, хотя она была еще не совсем 
прожарена, схватил затем остальную еду с печки, сунул ее Квини в руки и