думала о том, как сотни тысяч бизонов тянулись через холмы и долины и тысячи 
смуглых охотников убивали священных животных, чтобы обеспечить себя пищей, 
одеждой, жилищем. Потом пришли уайтчичуны
9
, эти духи в человеческом обличье, которые называли себя белыми, и они убивали 
больше животных, чем им было необходимо. Со своими многозарядными ружьями они 
не охотились на бизонов – они их истребляли. Деды Тачины боролись за свою землю,
 но они были побеждены. Белые люди ограбили прерии, леса, горы и реки. Они 
построили Нью-Сити и вырвали из тела земли золото. Большие вожди пали в битвах, 
были убиты, умерли, и могил многих из них никогда не знали ни их дети, ни дети 
их детей. Потомки их жили теперь на засушливой земле, какую обычно оставляли им 
в качестве резервации, которую все снова и снова урезали. Во всем они должны 
были подчиняться белым людям, суперинтенденту и его служащим; на каждый шаг 
нужно было разрешение и деньги белых людей; они оставались бедными, несмотря на 
все пособия и письменные договоры, стали словно несовершеннолетними.

Но по воле белых людей Квини училась в художественной школе для индейцев. Она 
не хотела быть неблагодарной, ведь она получала там, далеко от резервации, 
хорошее образование и жила в хороших условиях. Но она хотела оставаться 
индеанкой, о чем напомнил оратор-ученик на выпускном празднике, и она хотела 
когда-нибудь иметь возможность помогать бедствующим.
Светлое розовое мерцание пробилось сквозь веки Квини, и, когда она открыла 
глаза, увидела внизу прерию в лучах восходящего солнца, а в направлении полета 
– поросшие лесом горы, у подножия которых в прошедшем столетии жили основатели 
Нью-Сити. Ехали автомобили, казавшиеся сверху игрушечными, дымили трубы, 
поблескивали окна, светом и тенями обозначались контуры крыш.
Квини накинула на себя ремень: самолет пошел на посадку. Еще жужжал пропеллер, 
самолет приземлился и заканчивал пробег. Наконец остановился.
Квини не знала, что самолет из-за предупреждения о торнадо прибыл раньше 
времени, не подозревала, как легко теперь вздохнул пилот. Она только думала, 
что полет окончен. Она вышла последней, восьмая пассажирка с чемоданчиком в 
руках. Деньги у нее были запрятаны в нагрудном кармане. Их было все еще очень 
много. Родители будут рады.
Когда на Квини потянуло свежим воздухом уже не через фильтр, когда ветер обвеял 
ее пылью, испарениями мокрой земли и травы, ароматом цветов диких кактусов, 
хотя и с примесью запаха города и моторов, тут узнала она сразу и то, что было 
известно пилоту: пахло приближающимся ураганом. На голубом с небольшими 
облачками небе появились неподвижные полосы облаков, все вокруг приобрело 
желтый оттенок.
Квини поспешила пройти через пассажирский зал скромного аэровокзала. Среди 
немногих ожидающих ей бросились в глаза три фигуры. Они были из того сорта 
людей, который был ей не особенно приятен. Хотя парни спокойно стояли, 
прислонившись к стене, и никого не удостаивали особым вниманием, девушка 
почувствовала, что они за ней наблюдают. Она не подала виду, не опустила глаз и 
вела себя так, будто бы ничего не заметила и просто намеревается покинуть 
аэровокзал. Но если бы ее спросили, она бы уже смогла точно описать каждого из 
троих.
Один, белый, был ростом не меньше, чем метр восемьдесят, хотя и ниже других. 
Лет двадцати. Он был, как это вообще вокруг принято, в синих джинсах с 
заклепками и в красно-коричневую клетку рубашке, что не говорило о хорошем 
вкусе. Его сапоги из недорогой кожи были зато богато отделаны, ковбойская шляпа 
пятнистая, поля с боков загнуты.
Два его сотоварища, так же как и он, стояли прислонившись к стене. Оба индейцы. 
Одежда на них была такая же, как и у белого, только отличалась расцветкой: 
брюки темно-синие, рубашки в красно-синюю клетку.
Их долговязые неуклюжие фигуры казались на две ширины ладони выше и более 
худыми, чем на самом деле. Они околачивались тут, по-видимому, чего-то ожидая. 
Когда Квини проходила мимо, белый сунул в зубы сигарету. Глаза у него при этом 
сверкнули, и это встревожило девушку. Оба молодых индейца держались совершенно 
безучастно.
Квини была не трусливого десятка и все же обрадовалась, когда, выйдя из зала, 
увидела среди немногих припаркованных автомобилей их старенький семейный «Форд».
 Значит, ее сообщение, что она прибывает в Нью-Сити самолетом и поэтому днем 
раньше, получили дома своевременно.
Автомобиль был старой тачкой: со старой резиной, с высоким кузовом, с 
изношенной обивкой. Он когда-то обошелся в пятьдесят долларов, и это было 
недорого: если бы его не купил индеец ранчеро, его бы отправили в металлолом. 
Однако Квини любила эту невзрачную машину. Мотор еще ни разу не отказывал, и 
автомобиль по разбитым дорогам, а то и вовсе без дорог совершал головоломнейшие 
виражи. Квини любила его, как раньше индеец – лохматого верхового коня, который 
был выносливее любой начищенной драгунской лошади.
За рулем сидел шестнадцатилетний брат Квини. Она его тотчас узнала и 
вознамерилась сейчас же устроить ему какую-нибудь каверзу, потому что он сидел 
съежившись и спал, очевидно, так крепко, что не слышал моторов самолета и не 
заметил, что из зала выходили пассажиры.
Квини тихонько отворила дверцу машины, уселась РЯДОМ с черноволосым юношей и 
поставила свой чемоданчик на заднее сиденье. Устроилась поудобнее.
Генри продолжал спать.
И вдруг Квини сильно испугалась. Радость видеть брата, готового отвезти ее 
домой, возможность подшутить над ним – все это усыпило ее внимание, не