еще и теперь, как это делали тысячи лет назад кочевники и земледельцы, хотя 
охота на бизонов относилась к давно прошедшим временам и о войнах больше не 
было и речи.
У Эллы было своеобразное плоское лицо, как будто бы лоб, рот, глаза, нос 
составляли одно целое. Черты же лица Квини отчетливо выделялись.
– Вот удивительно, – сказала Элла, заключая свои мысли, – у тебя все так 
разделено и все же гармонично.
Девушки говорили по-английски, ведь языков друг друга они не знали.
Квини отбросила в сторону одеяло и свернулась, как кошечка.
– Ты воспринимаешь неправильно, Элла. У меня вовсе не по отдельности всё. 
Наоборот, всё в единстве, потому что это все в середине… Ни то и ни се, как бы 
сказал мистер Лези Ай, потому что он не знает, что такое середина. Я средняя 
девушка, среднего роста, незаметная, потому что мое тело, мои руки и ноги, мои 
глаза точно такого размера, как они и должны быть; я средних способностей, 
потому что знаю то, что для девушек прерий обычным было знать на протяжении 
многих сотен лет и зим, и потому, что я в состоянии усвоить ровно половину того,
 что нам рассказывают белые мужчины и женщины. Возможно, это также связано с 
тем, что мой отец – средний ранчеро, у которого всего понемногу – скота, 
лошадей, картофеля, есть садик, мать, дети. Я не много, но и не мало, училась. 
Я не лучше, но и не хуже всех, танцую.
– Но ты круглая, как шарик, такая законченная, поэтому ты совершенная, и это 
всех нас сводит с ума.
Квини снова засмеялась. Она была сама полная смеха юность, ни больше ни меньше.
– Если нет более основательной причины сходить с ума!..
– Парни мечтают о тебе, Квини. Я удивляюсь, что ты такая неприступная.
– Я не добродетельна, Элла. Только не нашелся еще такой, кто бы меня прельстил. 
А что касается круглости… то ты намного круглее, чем я.
– Не уступаешь мне. Я хоть раз стану серьезной. Да, я круглая, круглая от 
природы совершенно, и во мне все собралось, старое и новое, тайны и знание, 
добрая Качина, наши предки и дух, который приходит из земли, и Христос, который 
восстал из могилы, кукуруза и искусство. И все это как большое пестрое зеркало. 
У тебя – иначе. Ты как-то настолько созрела, что и то, что, казалось бы, спорит 
друг с другом, заставляешь слиться… и ты делаешь это так легко, как будто бы и 
усилий никаких не прилагаешь, или твоя сила так велика, что тяжесть становится 
игрушкой…
– Послушай, Элла, ты плетешь какую-то чушь.
– А ты, вот ты и попалась! Что это? – Элла подняла вверх маленький высохший 
кактус.
Квини выскользнула из постели и, не успела Элла оглянуться, выхватила у нее из 
рук кактус. Квини передернуло от гнева. У нее готовы были вырваться слова, 
навсегда разрывающие дружбу. Но она не произнесла их.
Она водворила кактус в маленький кожаный мешочек, побежала в ванную и 
подставила спину под ледяную воду. Ей надо было немного помыться. Элла 
шпионила? Или, может быть, она сама оставила кактус не на месте после того, как 
острые колючки попали ей в кожу? Она сразу почувствовала себя по-иному. Пора 
сказать «прощай» времени, когда она была еще ребенком или разыгрывала ребенка.
Когда Квини вернулась в комнату, Элла отправилась в ванную. А потом уже ни о 
кактусе, ни о том, что тут разыгралось, не было больше речи.
В восемь сорок пять девушки и юноши со своим скромным багажом стояли на 
остановке и ждали междугородного автобуса.



ВСТРЕЧИ

Последнюю часть своего путешествия Квини решила впервые в жизни совершить на 
самолете. Вначале она хотела все деньги коммерсанта привезти родителям, но 
потом все-таки не устояла перед искушением и взяла из них несколько долларов. 
Билет на самолет она заказала себе еще из школы, а родителям написала, чтобы 
они ее встречали в Нью-Сити днем раньше. И хотя к родительскому ранчо почта не 
ходила, но Квини надеялась, что ее брат Генри в дни, когда от нее можно ждать 
писем, съездит верхом в поселок агентуры и справится на почте.

И вот она сидит в винтомоторном самолете компании «Фронти-Эйрлайн»
8
, в самом названии которой содержится напоминание о том, что местность, над 
которой они пролетали, еще сравнительно недавно была пограничной областью между 
дикостью и цивилизацией и в кровавые годы причислялась к Дикому Западу.

Квини сидела у окна. Далеко внизу под уже светлеющим небом простиралась родная 
земля – бесконечная прерия; изредка попадали на глаза изгороди ранчо да редкие 
отдельные дома. Песчаные борозды на холмах, которые по весне да в непогоду 
наполнялись водой, были сухи, и эта всхолмленная равнина, которая существовала 
тысячи и тысячи лет, выглядела какой-то истерзанной, голой, дикой. Только 
дважды заметила Квини группы черных точек, это был черный скот, и это были 
бизоны, которых стали разводить, потому что они лучше переносили превратности 
погоды – бури, снег, жару и хотя и не с радостью, но все же и без отвращения 
ели скудную жесткую траву, а кроме мяса давали еще дорогую шкуру.

Квини закрыла глаза и на какой-то момент полностью превратилась в Тачину. Она