|
подозреваемым, но свидетелем, а мы вообще никакой не отдел по убийствам. Для
нас имеют значение только развитые организованные формы гангстеризма, которые
так невыносимо усложняют нашу работу.
– У Кинга, наверное, еще и дома есть оружие. И скажу вам откровенно, Джонсон,
впервые в жизни индеец производит на меня жуткое впечатление.
– Возьмите себя в руки, Холи, это дело привычки. Я оставил Кингу даже его
знаменитый стилет. – Джонсон беззвучно улыбнулся, и Квини поняла, что служащий
его опасной профессии должен начисто подавлять собственное чувство страха; сэр
Холи с явным удовольствием пришел в ужас. – Во всяком случае, – заключил
Джонсон, – мы доставили вам ваш крепкий орешек. В полное распоряжение вашего
управления. Разгрызайте его дальше. У вас есть время. Желаю успеха!
Он дал Квини понять, что она может идти.
Когда она уже взялась за ручку двери, он вдогонку еще спросил:
– И у вас через две недели начинается новый учебный год в художественной школе?
– И это тоже в вашем ведении, мистер Джонсон? Тогда я отвечу.
– Отнюдь нет, миссис Кинг! – И он поклонился.
Квини покинула помещение и пошла к двери кабинета Ника Шоу. Секретарша ее не
останавливала. Квини постучала и одновременно вошла.
Мистер Шоу, заместитель суперинтендента, сидел за письменным столом и вел
деловые записи. На стуле для посетителей у стены сидел деревянным изваянием Джо
Кинг.
– Нам можно идти, – сказала Квини.
Джо поднялся и, забыв попрощаться с мистером Шоу, вышел с Квини из дома, пошел
к автомобилю. Он остановился на момент рядом, как бы в нерешительности, и
подождал, не последует ли от водителя служебной машины, с которым он сюда
приехал, какой-нибудь реплики или вопроса. Но шофер, как, естественно, и
ожидала Квини, остался совершенно равнодушным. Единственное, что ей бросилось в
глаза, это особенно мягкие, облегающие, похожие на кожу перчатки.
Она молча села на правое сиденье и дала Стоунхорну ключ зажигания.
Он скользнул на место водителя, включил двигатель, прислушался к нему с обычным
вниманием хорошего шофера, выехал на проезжую часть и развернулся. С умеренной
скоростью он поехал по дороге, ведущей в долину, на склоне которой стоял их дом.
Он не смотрел на Квини во время езды и ничего не спрашивал.
Когда к полудню они достигли ответвления изрезанной колеями дороги, он еще
снизил скорость и, направляя колеса так, чтобы они не попали в затвердевшую
колею, задал первый вопрос:
– Какие ты дала полиции показания?
– Только что, когда меня задержал Джонсон?
– Нет, раньше… я не знаю, когда точно. Может быть, три или четыре недели назад.
Когда я отсутствовал.
– Полиция и не шевелилась. Никто меня ни о чем не спрашивал. Мне не надо было
думать, говорить ли мне и что говорить.
Машина достигла лужка перед домом. Стоунхорн затормозил. Автомобиль остановился.
Прежде чем выйти из-за руля, Стоунхорн долго смотрел на свою жену.
– Та-ак, я тебе верю. Значит, они лгут… эти… господа. Представляю себе. Такая
подлость! – Его голос, как и прежде, звучал чуждо. – А что было, пока я сидел у
Шоу?
– Они утверждали, что у тебя склонность к наркотикам. Им теперь известно, что
Бут говорил неправду. Они боятся, как бы ты не стал по индейским обычаям мстить
ему, больничным врачам и персоналу.
– Пусть боятся. – В этих его словах послышалась не ирония, что все за ним знали.
То, что проскользнуло в них, это была ненависть. – Ты расскажешь мне слово в
слово, что они говорили?
– Да.
Они покинули машину и пошли в дом. Наверное, Стоунхорн хотел услышать ответы
Квини на оба своих вопроса, прежде чем сесть с ней за один стол и лечь в одну
постель. В комнате Стоунхорн поздоровался с бабушкой, с уважением, как того и
заслуживала старая женщина, и схватился затем за охотничье ружье в углу.
– Кто это его вычистил?
– Я, – сказала Квини.
– Ты! – улыбнулся Стоунхорн.
Он нашел боеприпасы на их обычном месте, достал их, зарядил оба ствола, взвел
предохранитель и поставил обратно в угол ружье покойного отца. Подержал в руках
свое. Пока он с этим возился, Квини не мешала, но вот он подал ей знак, и они
вместе пошли посмотреть лошадей.
– Он еще тут! – Стоунхорн имел в виду пегого жеребца, который пробился к своему
наезднику, прогнав других лошадей.
– Два взноса я еще могу заплатить, – сказала Квини. – Деньги на это есть. А
дальше видно будет.
– Для чего он тебе нужен?
– Для тебя он мне нужен.
Квини смотрела мужу в лицо. Не только глаза его были в тумане; щеки, ранее
такие худые, словно бы пополнели. Весь он как-то неестественно изменился.
Подошла бабушка с большим куском мяса. Когда Квини вопрошающе на нее взглянула,
старая женщина сказала:
– Если вы не возражаете, мы пойдем наверх, к нашей площадке. Я разожгу
небольшой костер, и мы испечем его в золе.
Стоунхорн согласился, и они отправились на площадку, на которой Стоунхорн
говорил Квини накануне родео о возможном нападении на него – отщепенца
гангстеров, о том, что не исключена его гибель. Недели, прошедшие с того
|
|