Тачина, как она теперь уже привыкла, положила голову на плечо Стоунхорна. Но 
она любила своего мужа по-новому, и. виной тому было совместно пережитое.



НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Всякий испытывал предчувствие каких-то событий, не зная, отчего появляется 
тревога и к чему она приведет.
Суперинтендент получил новую секретаршу вместо Лауры. Хаверман взял отпуск и 
уехал к своей жене; вероятно, он получил еще и отпуск по болезни, так как после 
той страшной ночи снова страдал своими сердечными приступами. Гарольд Бут как 
батрак работал на отцовском ранчо. У дома Кингов пасся Пегий, который был 
куплен в рассрочку. Бабушка собиралась в скором времени отправиться домой: 
Квини во время школьных каникул могла сама справиться с хозяйством.
Так повсюду было что-то новое или в перспективе назревали изменения, и если 
надежды или неприятные чувства, которые с этим связывались, могли казаться по 
сравнению с поводом для них преувеличенными, то это могло зависеть от того, что 
секретарша была слишком порядочная, Пегий – слишком дик, у Гарольда Бута было 
слишком плохое настроение, а заместитель Хавермана был слишком усерден. После 
короткого ненастья и дождя температура снова поднялась слишком высоко, до 80 – 
90 градусов по Фаренгейту. Воды опять стало слишком мало, и по вкусу она стала 
еще хуже, чем обычно. Отхожие места у домишек индейцев распространяли зловоние. 
Втайне все опасались пожара прерий. На некультивированной земле его могла 
вызвать малейшая неосторожность.
На исходе ночи Квини уже оседлала свою кобылу и приторочила обвисшие мешки для 
воды. Она собралась к далекому источнику, так как она не могла больше ходить к 
колодцу Бутов. Быстрый автомобиль стоял без пользы. Приходилось экономить 
каждый пенни, ведь пегий жеребец стоил дорого и только приз за большое родео 
мог гарантировать уплату дальнейших платежей за него. Но во время своей поездки 
Квини забыла и о надвигающемся сроке платежа, и о жаре предстоящего дня. 
Пролетая на своей молодой лошади желто-серые луга, она предалась чувству 
благополучия. Позади нее поднималась пыль. Из-за гор брезжил первый свет. Квини 
выросла на этой земле. Когда она жила далеко от родины, среди испанских домов и 
влажных садов, спала на мягкой подушке, могла мыться с ног до головы, не жалея 
воды, ела вкусную пищу и каждый год девять раз видела месяц растущим и 
умирающим, то на десятый месяц она все же страшно тосковала по пустыне, 
простору, по жаре и бурям и по людям, которые среди всего этого жили. Но в это 
утро она была беззаботна и шаловлива, как ребенок. Она заставляла свою лошадь 
все снова и снова поворачивать и кружить вокруг маленьких препятствий. Она 
хотела еще до окончания каникул и начала занятий в школе удивить своего мужа 
несколькими трюками в хорошем темпе.
Квини, еще до рассвета выступив в путь и после ее игривой скачки, оказалась 
одной из первых у источника и быстро наполнила свои мешки.
Теперь, когда она вернется, она, несомненно, найдет своего мужа уже у пегого 
жеребца, к которому не так-то просто подступиться чужому человеку и который 
также пугал карего. Она рада будет посмеяться над этим со своим мужем, прежде 
чем полуденный зной снова не сморит людей и животных.
Маленький домик выплыл перед ее глазами; бабушка сидела снаружи и чистила дикую 
репу, собаки лениво разлеглись на солнце, лошади искали под старой сосной 
окропленную росой траву. Но Стоунхорна нигде не было видно и автомобиля – тоже. 
След вел вниз, под гору.
Квини спрыгнула, разгрузила и отпустила лошадь. Она не могла от самой себя 
утаить, что была разочарована. Бабушка помогла ей стащить мешки к дому, в 
прохладное место. Подвала не было.
Квини подумала, что утренние часы скоро сменит жаркий день. На что еще с толком 
употребить время? Она достала принадлежности для акварели. Решила последовать 
совету Кэт Карсон и набросать эскиз родео. Штаб агентуры, суперинтендент, 
заведующие отделами, даже Эйви могли заплатить. Но Квини была внутренне смущена,
 потому что она еще никогда не принималась за работу ради денег. Одно 
впечатление у нее сменяло другое. А когда она обстоятельно подготовилась и 
решилась наконец попытаться сделать эскиз бронк-рейтара, бабушка, не поднимая 
головы от репы, сказала:
– Инеа-хе-юкан уехал с суперинтендентом.
Сообщение ожгло Квини, как слепень лошадь. Ее настроение тотчас переменилось.
– Что задумал Холи, Унчида?
– Я не знаю, Тачина. Я не поняла слов, которые они говорили, ведь они говорили 
по-английски, а потом, пока я возила удобрения, они уехали.
– Они?
– С суперинтендентом приезжал еще один человек.
Бабушка произносила слово «суперинтендент»с каким-то полным ненависти и страха 
оттенком. Она принадлежала еще к тому поколению, для которого в юности 
суперинтендент было торжествующим злом, высшим духом и одновременно всемогущим 
отцом. Для Квини, которая ходила в школу и которая училась у знаменитых 
профессоров, человек был человеком, а суперинтендент – человеком с приемной и 
креслом, которые давали ему право управлять индейцами.
– Значит, ты, бабушка, не знаешь, когда Стоунхорн вернется?
– Нет.
Репа была очищена; Квини развела огонь и поставила еду вариться на маленькую 
железную печку. Затем она снова вернулась к своему эскизу. Она долго думала о