но не только музыка раздавалась тут, светильники, словно копьями на турнире, 
кололи друг друга разноцветными лучами.
Джо потерял из виду своего врага.
«Куда скрылся индеец? – спрашивал себя в то же время человек среднего роста. – 
Он реагировал быстро, надо с ним покончить, прежде чем он, может быть, все же 
предоставит себя в распоряжение этих ищеек».
Было далеко за полночь, когда Джо и Квини снова добрались до индейской палатки. 
Хозяйка была, как всегда, приветлива и ничего не сказала о том, что отсутствие 
Джо и Квини на индейских танцах вечером было замечено, что она была обижена их 
поведением.
Как только все легли спать, в палатку вошел Окуте и подошел к Джо.
– Кто был этот, который хотел тебя застрелить?
– Ты это заметил?
– За кого ты меня принимаешь, Стоунхорн!
– Имя его я не могу тебе назвать: Джеффри Николсон, наверное, только псевдоним. 
Это гангстер, он проник в организацию, борющуюся с гангстерами. Когда я 
прошедшим летом развязался с гангом и полиция хотела от меня узнать о 
гангстерских делах и сделать меня шпионом, он меня допрашивал. Такие допросы 
всегда очень жестокие и с медицинской точки зрения изощренные, и это несмотря 
на то, что я ведь был привлечен как свидетель, а не как обвиняемый. Джеффри 
ненавидит меня, как изменника, лично и использовал свою приобретенную хитростью 
служебную власть со всеми средствами «третьей степени»: он хотел меня раздавить 
и деморализовать введением наркотиков. Эйви хлопотал за меня через своего 
высокопоставленного друга в Вашингтоне; в конце концов, я индеец из резервации 
и подчинен официальным органам; ответственность за их фокусы нести опекунам. 
Лесли Джонсон, которому был подчинен Джеффри, узнал о его проделках и выпустил 
меня. Лесли был не враг себе, но он никогда не был негодяем. Джеффри убил его, 
как только узнал все, что ему было надо, и вернулся в свою банду. Это кажется 
мне взаимосвязанным. Лесли был уже слишком стар для своих функций, недостаточно 
подвижен. Когда мы возвращались, мы втроем ехали в одном автомобиле целых два 
дня, но тогда Джеффри не отважился на убийство, хотя он наверняка нас обоих с 
радостью бы прикончил.
– Ты действие наркотиков преодолел?
– Я не стал рабом этой страсти, как надеялся Джеффри и к чему Лесли все-таки 
относился безучастно. Лесли знал и применял такие методы сам, хотя применять их 
против меня не стал, вероятно после лживых показаний Бута. Сделать наркоманом – 
это очень удобно, наркоман может быть использован в чем угодно, но 
наркоман-медик может быть опасен. Целых несколько месяцев я боролся с 
последствиями, и на меня находило обычно по ночам. Я тогда не мог видеть Квини 
дома. Это один раз было на руку Гарольду Буту. В общем, меня очень беспокоит, 
что Джеффри еще жив.
– Очевидно, ты его беспокоишь тоже. Я наблюдал за ним. Он водитель «Кадиллака».
– Водитель – это, должно быть, у него просто маскировка. Он и у Лесли Джонсона 
был шофером, пока не представился случай убить его.
– Так мы уезжаем или ты хочешь остаться с этим парнем?
– У меня жена и дети, Окуте, у меня ранчо, у меня есть бизоны, которых очень 
трудно пасти. У меня есть ты и Коллинз и теперь представление о том, как нам, 
индейцам, все же выйти из унижения и нищеты. У меня есть в совете племени Фрэнк 
Морнинг Стар и первый приз в Калгари. Я могу теперь начать что-то делать для 
нашего племени, ведь если из Джо Кинга что-то получилось, разве другие не 
последуют за ним!
– Значит, мы едем?
– Я еще не готов. Этот субъект, который напоминает мне Гарольда Бута, так со 
мной обращался, что такой человек, как я, не забудет. Он убийца, подлец и 
свинья. Блондин Дженни, например, был бестией. Но он и выглядел как бестия. Но 
этот, в переводе на гангстерский язык, ничего более, как обитая дверь и 
шариковая ручка. Он работает хладнокровно, понимаешь ты, в температуре, для 
всякой жизни смертельной. Я могу забыть все пытки, но я никогда не забуду, что 
это лицо их предписывало и что эти водянисто-голубые глаза могли смотреть и 
ждать, не сдамся ли я. Джонсон знал меня немного. Он знал, что кого-нибудь 
другого то, что они со мной делали, убило бы. Я – дикарь. Ты знаешь, что это 
значит. Люди, как ты и я, могут ждать часы, дни, годы. Я ждал. Теперь, раз он 
мне снова перебежал дорогу, дело его дрянь.
– Ты решил сотрудничать с полицией?
– Окуте! Это было тут, во время танцев. Он показал мне фотографию с 
водянисто-голубым и спросил меня, не знаю ли я этого человека. Джеффри Николсон 
мог нас заметить. Это еще хуже.
– Вряд ли заметил. А вот посмотри, что делают, почитай-ка!
У Окуте была с собой газета. Это был не листок из Калгари, который в этот день 
мог быть заполнен только известиями о родео, а большая ежедневная газета.
«Четыре свидетеля, которые дали показания по гангстерскому процессу, найдены на 
севере убитыми. Следы ведут в Штаты».
– Да здравствует Дикий Запад, Окуте!
– Ну хорошо. Я поеду на своей машине на общую стоянку и посмотрю, что 
предпримет дальше шофер «Кадиллака».
– Ты это делаешь с охотой? – Джо помолчал. – Здесь, на родео, болтается четыре 
или пять типов подобного рода. У каждого из них, наверное, четыре или пять 
добротных документов, Человек среднего роста, может быть, подкрепление. Пожалуй,
 некоторые его даже ни в чем не подозревают.
– А отпечатки пальцев?