– Ты оправдана, Квини.
– Но они не подумали о том, что он еще не умилостивлен.
Элк задумался.
– Это правильно, то, что ты говоришь, и все же – неправильно. Наши предки 
вырывали томагавк и сражались друг с другом. Смелые, честные мужчины сражались 
друг с другом, и дух убитого нужно было умилостивить. Но наши отцы и не думали 
умилостивлять духов убийц, ведь, принимая смерть от волков, они сами оставались 
неумиротворенными.
– И среди них были убийцы?
– Да. Были люди, которые говорили, что они стреляют дичь, но на самом деле они 
стреляли наших братьев. Такие люди были. Никто не снимал с них скальпа, и никто 
не умилостивлял их, если их приходилось убивать.
– Стоунхорн может переносить дух неумилостивленного, и Окуте – тоже. Но я этого 
перенести не могу. Из досок, по которым я иду, взывает кровь. На кладбище, 
которое я больше не посещаю, лежит под землей перекошенное лицо и трава 
напитана его ненавистью. Я вижу это. И я этим убита.
– Постройте себе новый дом, Квини.
– Элк, это не то. Как могу я молотком и деревом стереть это лицо? Это же не из 
плоти и крови. Тайна должна быть стерта тайной, а дух должен быть потушен духом 
и умиротворен. Ты же священник.
– Но не шаман.

– Почему? Что это значит – священник, а не шаман? Шаман – это тайна. Наши 
предки верили в святую тайну, и я тоже верю. В нашей церкви мы поем и молимся 
ему, Вакантанке
53
. Белые люди называют его богом. Ты ведь знаешь его так хорошо, что он для тебя 
уже больше совсем не тайна?

– Еще большая тайна, чем для наших предков.
– Священники, которых белые люди называют католическими, могут снять проклятие. 
Они кропят чистой водой, тогда проклятие отступает. Элк, ты должен прогнать 
кровь и лицо, иначе они будут преследовать моего ребенка.
– Квини, ты не виновата. Он хотел тебя убить. Ты боролась, вот и все.
– Но лицо – под травой, а кровь – в доме. Их не прогонишь и не умилостивишь. И 
еще больше тайн приходят мне во сне, Элк, ты будешь молчать, как должен молчать 
священник католической церкви?
– Я молчу. Я молчу не ради другого священника и не ради твоей просьбы, Квини. Я 
молчу ради великой тайны.
– Тогда я скажу тебе, что Стоунхорн, обороняясь, убил двух человек, которые 
вместе с Гарольдом Бутом хотели увести подальше украденных лошадей и на его 
окрик ответили выстрелами по нему. При этом была застрелена наша кобыла. Бут ее 
застрелил. И Бут тела изуродовал и сжег, чтобы никто их не узнал.
– Никто их не обнаружил?
– Никто их не обнаружил. Но мне снятся они.
– Сказать тебе, кто они были?
– Элк!
– Да, Элк скажет тебе, кто они были. Старый О'Коннор, по кличке Блэк Энд Уайт, 
и Бренди Лекс. Они занимались контрабандой наркотиков для белых и бренди для 
индейцев. У них Бут доставал себе виски. Мы все это знали. Бут должен был 
отвечать за кражу лошадей, и эти оба тоже исчезли, никто их больше ни видел. Но 
если бы у нас были их тела, было бы легко доказать, что они были сообщниками 
Бута.
– Так оно и было.
– Да, так это и было.
– Я благодарю тебя, Элк. Теперь мне легче. Но что мне делать, чтобы лицо Бута 
оставалось в земле, а его кровь исчезла?
– Пригласи к себе Мэри. Если она будет в твоем доме, кровь исчезнет, а если ты 
с ней сходишь на могилу, лицо лжеца останется в земле.
– Элк!
– Что, это так трудно? Мэри будет упорствовать?
– Наверное, нет. Она будет уступчивой по причине, которую я не переношу.
Элк испытующе посмотрел на молодую женщину.
– Что ты не переносишь, Квини?
– Я не переношу то, что она любит Джо.
– Ты в этом уверена?
– Нет слов и знаков. Но я знаю это.
– Ты не можешь этого перенести? Наши отцы имели временами двух или трех женщин 
в своей палатке. Женщины любили друг друга и помогали друг другу. Сегодня так 
не должно быть. Но разве надо ненавидеть?
– Элк, ненависть и любовь есть одно. Их не разделить. Они как бог и черт.
– Квини, Джо – твой, и ребенок – твой. Мэри скромна и молчалива. Можешь ли ты 
ее в самом деле ненавидеть? Она тебя не ненавидит, она даже тебе помогает.
– Я этого никогда не пойму, Элк.
– Ты красива, Квини, и твоя любовь как сильный магнит. Мэри некрасива, и от нее 
не исходит никаких лучей. Она научилась смирению, и она работает. Должна ли ты 
ее за это ненавидеть?
Квини молчала.
– Квини, если ты не смягчишь свое сердце, то кровь не исчезнет и лицо не 
скроется под землю. Я тебе говорю это, и так оно и есть.