Мотор подчинялся удивительно хорошо. Квини ехала так, как обычно ездила верхом, 
быстрыми, точно рассчитанными движениями обходя появляющиеся препятствия. Ехать 
по этой дороге было своего рода цирковое искусство. Она с четырнадцати лет 
стала такой артисткой за рулем. Да и как бы иначе ей добираться на автомобиле 
от ранчо до школы или до агентуры? Это не выше умения современных индейцев 
прерии, говорила она себе, когда ей снова приходила на ум Элла и разговор в то 
прощальное утро начала каникул. Квини вновь обрела уверенность, которой боялась 
лишиться после встречи с Джо Кингом. Да, она обладала способностями, которые 
были тут необходимы.
И вдруг завыла буря. Потемнело. Девушка отбросила все свои размышления. Она уже 
достаточно далеко отъехала от агентуры, но дом отца еще был не настолько близок,
 чтобы можно было рассчитывать на чью-нибудь помощь. Сейчас действующими силами 
были только буря, безлесная прерия и немножко жизни, которая хотела себя 
утвердить.



НОЧЬ В ПРЕРИИ

Квини вцепилась в руль. Сил у нее теперь едва хватало, чтобы крепко держать его.
 Буря неслась из пустынь Аризоны и Мексики на север, в ледяные болота Канады, – 
это была страна как раз для бури, для нее созданное царство. Она не резвилась 
среди деревьев: их жалкие ветви были для нее ничто, недостойные игрушки, с 
которых она рвала листья и ломала. Она швыряла на землю облака, а тучи пыли 
уносила далеко наверх. Она подымала на воздух крыши и с грохотом швыряла их на 
землю. Разве они ей мешали? Ее брат гром швырял с неба молнии, но и его грохот 
не мог заглушить голоса бури в прерии.
Квини больше не различала дороги. Свет дня еще не угас, но пыль и тучи не 
давали ему пробиться. Снова хлынули на землю массы воды. Вода барабанила по 
крыше, струилась по стеклам. Дорога мгновенно превратилась в ручей, в бурлящий 
поток. Он нес с собой землю, рыл себе новые русла и глинистые каньоны, смывал 
землю с обочин, клокотал под машиной. Квини затормозила, автомобиль заскользил 
и, сильно наклонившись, остановился. Заднее колесо его оказалось в глубокой, 
наполненной водой борозде.
Всё.
Квини примирилась с тем, что в положении, в котором она оказалась, ей придется 
провести по крайней мере несколько часов. Как только перейдет непогода, она 
собиралась направиться к отцовскому ранчо пешком и, не на радость отцу, 
сообщить, где застряла машина. Если она вечером не приедет с братом домой, как 
ожидают родители, отец с матерью, наверное, еще не будут сильно обеспокоены. 
Скорее всего, они подумают, что брат с сестрой у кого-нибудь остановились из-за 
непогоды. При таких обстоятельствах и беднейшая индейская семья примет на ночь 
двух молодых людей.
Но буря не то что не ослабевала, а, наоборот, усиливались ее порывы. Машину 
продувало, как будто она спичечный коробок. Что-то сильно стукнуло по ветровому 
стеклу. Квини могла только догадываться, что это большой сук. Ручей на дороге 
становился глубже. Машина опускалась одним боком все ниже и ниже, вода журчала 
у двери, просачивалась внутрь. Если бы Квини не знала точно, что она стала на 
дороге, она бы поверила, что по ошибке оказалась в реке. Настала ночь: темная, 
глухая, без просвета. Завывала буря, шумела вода, а Квини была одна. И ноги у 
нее были мокрые. Вдруг словно какая-то сверхчеловеческая рука приподняла машину 
и потащила под откос. Квини свернулась в клубок, а голову зажала между коленями.
 Она почувствовала, что машина переворачивается…
Но вот толчки и кувыркание прекратились, Квини расправила спину и сразу же 
поняла, что автомобиль лежит кверху колесами, как упавшая на спину муха. Вот и 
второй раз обошлось. А ведь буря могла снести машину с дороги, обо что-нибудь 
разбить ее…
Квини приспособилась к новому положению. Правда, болели ушибленные ноги и рука. 
Но это не так страшно. Все, что не угрожало непосредственно жизни, казалось ей 
теперь пустяком.
Главное – выбраться из автомобиля, вместе с которым можно утонуть. Дверца не 
открывалась, механизм стекла тоже не действовал. Пришлось разбивать стекло 
ручкой перочинного ножа, что было не так-то просто.
Исцарапанная, в разорванной одежде, мокрые лоскутья которой прилипали к телу, 
стояла она наконец вне машины, в воде выше колен. Волосы рвал ветер, напор его 
заставлял ее пригибаться, чтобы устоять на ногах, и она боялась, что буря 
потащит ее, как и машину, и куда-нибудь зашвырнет. Нужно было уходить с 
открытого места в какую-нибудь поперечную ложбину. Но как? Попытайся только 
сделать шаг, не держись за автомобиль – и тут же потеряешь равновесие на 
скользкой, неровной, залитой водой земле.
Напряжение для девушки было слишком велико. Колени ее дрожали. Даже 
повернувшись спиной к буре, она лишь с трудом могла дышать. У нее кружилась 
голова, и она была уже настолько измучена, что все ей становилось безразлично. 
Но она еще внушала себе: это трусость – терять надежду. «Буду бороться, 
бороться, пока еще могу думать… еще думать… могу… отец… мать… да, да… думать…»
– Стоун-хорн! – вдруг крикнула она.
Он был не единственный, кто мог знать, куда она поехала, но он был единственный,
 от кого она могла ждать, что он… что он, может быть… последует за ней… и что 
он выдержит бурю…
– Стоун-хорн!