Марк ТВЕН

ТОМ СОЙЕР ЗА ГРАНИЦЕЙ



ГЛАВА I. ТОМ ИЩЕТ НОВЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Вы думаете, Том угомонился после всех приключений, которые были с нами на реке,
 – ну, тех, когда мы освободили негра Джима и когда Тому прострелили ногу? 
Ничуть не бывало. Он еще больше разошелся, только и всего. Понимаете, когда мы 
все трое вернулись с реки героями, воротились, так сказать, из долгих 
странствий, и когда все жители поселка вышли встречать нас с факелами и 
произносили речи и кричали "ура", а некоторые так даже напились пьяные, понятно,
 мы все прослыли героями. Ну а Тому, известно, только того и надо.

Правда, ненадолго он и впрямь угомонился. Все с ним носились, а он себе знай 
расхаживает по улицам, задрав нос кверху, точно весь поселок принадлежит ему. 
Кое-кто даже стал называть его Том Сойер-Путешественник. Ну, понятно, тут он и 
вовсе чуть не лопнул от спеси. На нас с Джимом он и смотреть не хотел ведь мы 
просто спустились вниз по реке на плоту и только вверх поднялись на пароходе; 
ну а Том – он и туда и обратно на пароходе ехал. Все наши мальчишки страшно 
завидовали мне и Джиму, а уж Тому они просто пятки готовы были лизать.

Н-да, прямо не знаю, может, он на этом и успокоился бы, если б только не Нат 
Парсонс, наш почтмейстер, – знаете, такой тощий, долговязый, лысый старикашка. 
Нат был человек добродушный и глуповатый, а уж болтливее его я в жизни никого 
не видывал. Ну и вот, этот самый Нат за последние тридцать лет единственный во 
всем поселке заслужил себе такую репутацию, то есть я хочу сказать, репутацию 
путешественника, и, понятно, до смерти возгордился. Говорят, он за эти тридцать 
лет не меньше миллиона раз распространялся о своем путешествии и страшно 
гордился своими россказнями. А тут вдруг откуда ни возьмись является мальчишка, 
которому еще и пятнадцати-то не исполнялось, и весь поселок, разинув рот, 
восхищается его путешествиями. Ясно, что бедного старикашку всего корежить 
начинает от такого дела. Ему просто тошно было слушать рассказы Тома и аханье: 
"Вот здорово!", "Нет, вы только послушайте!", "Чудеса, да и только!" и всякое 
тому подобное. Но деться ему было некуда, все равно как мухе, у которой задняя 
лапка в патоке завязла. И вот всякий раз, стоит только Тому сделать передышку, 
глядишь, несчастный старикан уж тут как тут, расписывает свои облезлые 
путешествия, как только может. Впрочем, они уже всем порядком надоели, да и 
вообще-то немногого стоили, так что просто смотреть на него было жалко. Тут Том 
снова принимается рассказывать, старик за ним, и так далее и тому подобное; 
иной раз часами стараются друг друга за пояс заткнуть.

А путешествие Ната Парсонса вот с чего началось. Когда он только поступил в 
почтмейстеры и был совсем новичком в этом деле, приходит однажды письмо, а кому 
– неизвестно, во всем поселке такой человек отродясь не живал. Ну вот, он и не 
знал, что тут делать да как тут быть. А письмо все лежит. Лежит неделю, лежит 
другую, – от одного вида этого письма у Ната начинались колики. К тому же 
письмо было доплатное – без марки, а взыскать эти десять центов не с кого. Вот 
Нат и решил, что правительство сочтет, будто он во всем виноват, да и прогонит 
его с должности, когда узнает, что он не взыскал эти деньги. В конце концов Нат 
не выдержал. Он не мог ни спать, ни есть, исхудал как тень, но посоветоваться 
ни с кем не посмел: вдруг этот самый человек возьмет да и донесет правительству 
про письмо. Запрятал он его под половицу, но опять без толку: чуть увидит, что 
кто-нибудь наступил на это место, так его сразу в дрожь бросает. "Неспроста 
это", – думает он про себя. И сидит он, бывало, до глубокой ночи, ждет, покуда 
все огни погаснут и весь поселок затихнет, а после прокрадется в контору, 
вытащит письмо и запрячет его в другое место. Народ, понятно, стал избегать 
Ната. Все качали головами да перешептывались – по всему его виду и поступкам 
выходило, что он либо убил кого-нибудь, либо еще бог весть чего наделал. И будь 
он не своим, а приезжим, его бы уж наверняка линчевали.

Ну вот, значит, как я уже говорил, не мог Нат больше вытерпеть и решил он 
отправиться в Вашингтон, пойти прямо к президенту Соединенных Штатов и 
чистосердечно во всем признаться, а потом вынуть письмо, положить его перед 
всем правительством и сказать:

"Вот оно. Делайте со мной, что хотите, только, видит бог, я ни в чем не виноват 
и не заслужил наказания по всей строгости закона, и у меня осталась семья, 
которая теперь помрет с голоду, хоть она тут ни при чем, и я готов присягнуть, 
что все это правда".


Так он и сделал. Он путешествовал немножко на пароходе, немножко в дилижансе, 
но большую часть пути проделал верхом и за три недели добрался до Вашингтона. 
Он проехал много миль, видел множество разных поселков и четыре больших города. 
Ната не было почти два месяца, а когда он вернулся, то стал спесивее всех в 
поселке. Путешествия сделали его самым великим человеком в округе. Все только о 
нем и говорили, народ съезжался издалека – за тридцать миль и даже из долины