так не орал, даже если б мне гвоздь в ногу вонзился. Как он вообще это место 
нашел, ума не приложу. Пока мы до него добрались, мы прошли не меньше сорока 
точно таких же житниц, и я думал, что любая из них вполне сойдет, но Тому 
только настоящую подавай – другие ему не годятся. Я никогда не встречал никого 
дотошнее Тома Сойера. Чуть он завидел ту самую житницу, он ее вмиг узнал – 
вроде как бы я узнал свою запасную рубашку, если бы только она у меня была. Но 
как ему это удалось, он вряд ли мог бы объяснить, – он сам в этом признался.

Потом мы очень долго рыскали в поисках дома, где жил мальчик, который научил 
кади, как рассудить дело со старыми и новыми маслинами. Том сказал, что это из 
"Тысячи и одной ночи" и что после, на досуге, он нам с Джимом про это расскажет.
 Ну вот, рыскали мы рыскали – до тех пор, пока я чуть не свалился с ног от 
усталости. Я стал просить Тома бросить это дело, прийти на следующий день и 
разыскать кого-нибудь, кто хорошо знает город, умеет говорить по-миссурийски и 
сможет отвести нас прямо на место, – но нет, он непременно хотел найти его сам, 
и все тут. Вот мы и поплелись дальше. Но тут произошла самая удивительная вещь 
на свете. Этот дом исчез (исчез много сот лет назад), и от него не осталось 
ничего, кроме одного глиняного кирпича. Никто бы в жизни не поверил, что 
какой-то деревенский мальчишка из штата Миссури, который никогда раньше в этом 
городе не бывал, может прийти, обыскать это место и найти тот самый кирпич. А 
вот Том Сойер это сделал. Я знаю, что он это сделал, потому что я сам видел. Я 
был рядом с ним в это время и видел, как он заметил тот кирпич и как узнал его. 
Да, сказал я про себя, как же он это делает? Что это – знания или инстинкт?

Вот все факты – точно, как было, и пусть каждый объясняет сам, как хочет. Я 
долго над этим думал, и мое мнение, что это отчасти знания, но главное тут 
инстинкт. И вот почему. Том положил кирпич в карман и сказал, что, когда 
вернется домой, напишет на нем свое имя и все факты и отдаст его в музей. Ну а 
я потихоньку вытащил кирпич у него из кармана и сунул туда другой, почти такой 
же, и он не заметил никакой разницы, – а разница-то была. По-моему, это решает 
дело: тут главное инстинкт, а не знания. Инстинкт говорит ему, где подходящее 
место для кирпича, вот он и узнает его – по месту, а не по виду самого кирпича. 
Если б дело было в знаниях, а не в инстинкте, он бы узнал этот кирпич, увидев 
его снова. А он не узнал. Теперь вы понимаете, что, сколько бы там ни кричали, 
будто знания такая замечательная штука, – инстинкт в сорок раз больше стоит, 
потому что он такой безошибочный. И Джим то же самое говорит.

Когда мы вернулись обратно, Джим спустился вниз и взял нас на борт. В лодке 
сидел молодой человек в красной феске с кисточкой, в красивой голубой шелковой 
куртке и в широких штанах; поясом ему служила шаль, за которую были заткнуты 
пистолеты. Он говорил по-английски и хотел наняться к нам в гиды и показать нам 
Мекку, Медину и Центральную Африку – и все за полдоллара в день и за харчи. Мы 
его наняли и поехали, включив полный ход. После обеда мы очутились над тем 
самым местом, где израильтяне переходили Черное море, когда фараон хотел их 
догнать и на него обратились воды. Там мы остановились и хорошенько осмотрели 
место. И Джим очень обрадовался, он сказал, что видит все в точности, как оно 
было. Он видит, как израильтяне идут между стенами вод, а египтяне догоняют их, 
спеша вовсю; а когда они вошли в море, он увидел, как воды возвратились и 
потопили их всех до одного. Потом мы снова включили полный ход, понеслись 
дальше и стали парить над горой Синай и осмотрели то место, где Моисей разбил 
каменные скрижали, и ту равнину, где расположились сыны Израилевы и где они 
поклонялись золотому тельцу. И все это было ужасно интересно, и гид знал каждое 
место не хуже, чем я свой родной город.

Но тут у нас случилась беда, и все наши планы пошли насмарку. Томова старая 
кукурузная трубка до того распухла и покоробилась, что уже никакие завязки и 
веревочки не помогали: она треснула и развалилась на куски. Том прямо не знал, 
что делать. Профессорская трубка ему не годилась – она была пенковая, а человек,
 который привык к трубке из кукурузной кочерыжки, знает, что все остальные 
трубки на свете ей в подметки не годятся, и ни за что другую курить не станет. 
А мою Том не хотел брать, сколько я его ни упрашивал. Мы прямо не знали, что и 
делать.

Он все обдумал и сказал, что нам надо порыскать кругом, посмотреть – не 
найдется ли такой трубки в Египте, Аравии или еще где-нибудь; но гид сказал, 
что это все напрасно – их там нету. Том сильно приуныл, но вскоре развеселился 
и сказал, что нашел выход.


– У меня есть еще одна кукурузная трубка – первый сорт и почти новая. Она лежит 
у нас дома на стропилах над кухонной плитой. Джим, ты с гидом поедешь за ней, а 
мы с Геком расположимся тут, на горе Синай, и будем вас дожидаться.

– Что вы, масса Том, да нам и в жизни наш город не найти! Трубку-то я найду, 
потому что я вашу кухню знаю, но, ей-богу, мне ни за что не найти ни нашего 
города, ни Сент-Луиса, и ничего такого. Мы ведь дороги не знаем, масса Том,

Это был факт, и он на мгновение поставил Тома в тупик. Однако вскоре Том 
сказал: