– Они не хотят ехать в Англию! Отлично! Я возьму другой курс. Они хотят меня 
покинуть – пусть покидают, и притом немедленно!

Я чуть не помер со страху, когда он это сказал. Тут он снова умолк и молчал так 
долго, что я просто не мог больше выдержать, и мне стало казаться, что молнии 
уж больше никогда не будет. Наконец все же блеснула молния, и мы увидели, что 
профессор ползет на четвереньках в каких-нибудь четырех футах от нас. Ох, 
посмотрели бы вы на его глаза! Он кинулся к Тому и закричал: "Отправляйся за 
борт!", но тут снова стало ужасно темно, и я не мог разглядеть, схватил он его 
или нет, а Том не произнес ни звука.

Снова наступило долгое, мучительное ожидание, потом опять сверкнула молния, и 
тут я увидел, как голова Тома опускается куда-то под лодку и исчезает. Он повис 
на веревочной лестнице, которая болталась в воздухе за бортом. Профессор 
завопил и кинулся к нему, но тут опять наступила тьма.

– Бедный масса Том, пропал он совсем! – простонал Джим и бросился на профессора,
 но того уж и след простыл.

Вдруг раздались дикие вопли, потом послышался еще один крик – потише, а за ним 
другой – откуда-то издалека, снизу, так что его едва можно было разобрать, и 
тут я услыхал, как Джим говорит:

– Бедный масса Том!

Наступила жуткая тишина, и наверняка можно было сосчитать до четырехсот тысяч, 
покуда снова вспыхнула молния. Когда она вспыхнула, я увидел, что Джим стоит на 
коленях. Руки он положил на ящик, голову опустил на руки, а сам плачет. Не 
успел я взглянуть за борт, как уже снова стало темно, и я даже обрадовался – 
мне и видеть-то ничего не хотелось. Но когда снова сверкнула молния, я 
осмотрелся кругом и вижу, что кто-то болтается на лестнице там, внизу, на ветру,
 и что это – Том!

– Лезь наверх! – крикнул я. – Полезай сюда, Том!

Голос у него был такой слабый, а ветер ревел так сильно, что я не мог разобрать,
 что он говорит, но решил, что он спрашивает, на борту ли профессор.

– Нет, он упал в океан! Лезь наверх! Может, помочь тебе?

Конечно, все это происходило в темноте.

– Гек, кого ты зовешь?

– Тома!

– Ох, Гек, да как же это так, разве ты не знаешь, что бедный масса Том… – тут 
Джим испустил жуткий вопль, всплеснул руками и снова завопил. Дело в том, что 
тут как раз вспыхнула яркая молния, а он поднял голову и увидел, что Том, белый,
 как снег, лезет на борт да прямо ему в глаза глядит. Понимаете, он решил, что 
это привидение…

Том вскарабкался на борт. Как только Джим убедился, что это он, а не его дух, 
он принялся обнимать и целовать Тома, да так, что просто с ног до головы 
обслюнявил, и называл его всякими ласковыми именами. Совсем рехнулся от радости.
 Тут я и говорю:

– Чего ты ждал, Том? Почему сразу наверх не лез?

– Я боялся, Гек. Я видел, что кто-то пролетел мимо меня вниз, но в темноте не 
мог разобрать, кто. Ведь это мог быть ты или Джим.

Вот каков Том Сойер – он всегда разумно рассуждает. Он не полез наверх, покуда 
не узнал, где профессор.

К этому времени буря разыгралась со страшной силой, гром гремел и грохотал во 
всю мощь, молнии сверкали, ветер выл и ревел в снастях, а дождь лил как из 
ведра.

Стояла такая темень, что нельзя было разглядеть свою собственную руку; потом 
вдруг вспыхивал яркий свет, и тогда вы могли пересчитать каждую ниточку на 
своем рукаве, а сквозь пелену дождя было видно, как внизу, на необъятных 
океанских просторах, бушуют и бьются волны. Замечательная штука такая буря, да 
только не особенно приятно наблюдать ее, когда ты затерян где-то высоко в небе, 
промокший до нитки и несчастный, да к тому же только что лишился одного из 
членов своей семьи.

Мы сидели на носу, тесно прижавшись друг к другу, тихонько говорили о 
несчастном профессоре, жалели его и сокрушались, что люди его высмеивали и были