концов наступил на него босой ногой, – гибкие пальцы захватили цветок, и, 
прыгая на одной ноге, Том скрылся за углом. Но только на минуту, пока засовывал 
цветок под куртку, поближе к сердцу, – а может быть, и к желудку: он был не 
слишком силен в анатомии и не разбирался в таких вещах.

После этого он вернулся к забору и слонялся около него до самой темноты, 
ломаясь по-прежнему. Но девочка больше не показывалась, и Том утешал себя 
мыслью, что она, может быть, подходила в это время к окну и видела его старания.
 Наконец он очень неохотно побрел домой, совсем замечтавшись.

За ужином он так разошелся, что тетка только удивлялась: «Какой бес вселился в 
этого ребенка! «Ему здорово влетело за то, что он бросал землей в Сида, но он и 
ухом не повел. Он попробовал стащить кусок сахару под самым носом у тетки и 
получил за это по рукам. Он сказал:

– Тетя, вы же не бьете Сида, когда он таскает сахар.

– Но Сид никогда не выводит человека из терпения так, как ты. Ты не вылезал бы 
из сахарницы, если б я за тобой не следила.

Скоро она ушла на кухню, и Сид, обрадовавшись своей безнаказанности, потащил к 
себе сахарницу; такую наглость было просто невозможно стерпеть. Сахарница 
выскользнула из пальцев Сида, упала и разбилась. Том был в восторге. В таком 
восторге, что даже придержал язык и смолчал. Он решил, что не скажет ни слова, 
даже когда войдет тетя Полли, а будет сидеть смирно, пока она не спросит, кто 
это сделал. Вот тогда он скажет и полюбуется, как влетит «любимчику», – ничего 
не может быть приятнее! Он был до того переполнен радостью, что едва 
сдерживался, когда тетя вошла из кухни и остановилась над осколками, бросая 
молниеносные взоры поверх очков. Про себя он думал, затаив дыхание: «Вот, вот, 
сию минуту!» И в следующий миг растянулся на полу! Карающая длань была уже 
занесена над ним снова, когда Том возопил.

– Да погодите же, за что вы меня лупите? Это Сид разбил!

Тетя Полли замерла от неожиданности, и Том ждал, не пожалеет ли она его. Но как 
только дар слова вернулся к ней, она сказала:

– Гм! Ну, я думаю, тебе все же не зря влетело! Уж наверно, ты чего-нибудь еще 
натворил, пока меня тут не было.

Потом совесть упрекнула ее, и ей захотелось сказать чтонибудь ласковое и 
хорошее; но она рассудила, что это будет понято как признание в том, что она 
виновата, а дисциплина этого не допускает. И она промолчала и занялась своими 
делами, хотя на сердце у нее было неспокойно. Том сидел, надувшись, в углу и 
растравлял свои раны. Он знал, что в душе тетка стоит перед ним на коленях, и 
мрачно наслаждался этим сознанием: он не подаст и вида, – будто бы ничего не 
замечает. Он знал, что время от времени она посылает ему тоскующий взор сквозь 
слезы, но не желал ничего замечать. Он воображал, будто лежит при смерти и тетя 
Полли склоняется над ним, вымаливая хоть слово прощения, но он отвернется к 
стене и умрет, не произнеся этого слова. Что она почувствует тогда? И он 
вообразил, как его приносят мертвого домой, вытащив из реки: его кудри намокли, 
измученное сердце перестало биться. Как она тогда упадет на его бездыханный 
труп и слезы у нее польются рекой, как она будет молить бога, чтоб он вернул ей 
ее мальчика, тогда она ни за что больше его не обидит! А он Судет лежать 
бледный и холодный, ничего не чувствуя, – бедный маленький страдалец, 
претерпевший все мучения до конца! Он так расчувствовался от всех этих 
возвышенных мечтаний, что глотал слезы и давился ими, ничего не видя, а когда 
он мигал, слезы текли по щекам и капали с кончика носа. И он так наслаждался 
своими горестями, что не в силах был допустить, чтобы какая-нибудь земная 
радость или раздражающее веселье вторглись в его душу; он оберегал свою скорбь, 
как святыню. И потому, когда в комнату впорхнула его сестрица Мэри, вся сияя от 
радости, что возвращается домой после бесконечной недели, проведенной в деревне,
 он встал и вышел в одну дверь, окруженный мраком и грозовыми тучами, в то 
время как ликование и солнечный свет входили вместе с Мэри в другую.

Он бродил далеко от тех улиц, где обычно играли мальчики, выискивая безлюдные 
закоулки, которые соответствовали бы его настроению. Плот на реке показался ему 
подходящим местом, и он уселся на самом краю, созерцая мрачную пелену реки и 
желая только одного: утонуть сразу и без мучений, не соблюдая тягостного 
порядка, заведенного природой. Тут он вспомнил про цветок, извлек его из 
кармана, помятый и увядший, и это усилило его скорбное блаженство. Он стал 
думать о том, пожалела ли бы она его, если б знала. Может, заплакала бы, 
захотела бы обнять и утешить. А может, отвернулась бы равнодушно, как и весь 
холодный свет. Эта картина так растрогала его и довела его муки до такого 
приятно-расслабленного состояния, что он мысленно повертывал ее и так и сяк, 
рассматривая в разном освещении, пока ему не надоело. Наконец он поднялся на 
ноги со вздохом и скрылся в темноте.

Вечером, около половины десятого, он шел по безлюдной улице к тому дому, где 
жила прелестная незнакомка. Дойдя до него, он постоял с минуту: ни одного звука