сливки, а главное – из головы вон, что я сама же их выплеснула, потому что они 
прокисли! И никогда больше я его не увижу, бедного моего мальчика, никогда, 
никогда! – И миссис Гарпер зарыдала так, словно сердце у нее разрывалось.

Миссис Гарпер, всхлипывая, пожелала всем доброй ночи и собралась уходить. Обе 
осиротевшие женщины, движимые одним и тем же чувством, обнялись и, наплакавшись 
вволю, расстались. Тетя Полли была гораздо ласковее обыкновенного, прощаясь на 
ночь с Сидом и Мэри. Сид слегка посапывал, а Мэри плакала навзрыд, от всего 
сердца.

Потом тетя Полли опустилась на колени и стала молиться за Тома так трогательно, 
так тепло, с такой безграничной любовью в дрожащем старческом голосе и такие 
находила слова, что Том под кроватью обливался слезами, слушая, как она 
дочитывает последнюю молитву.

После того как тетя Полли улеглась в постель, Тому еще долго пришлось лежать 
смирно, потому что она все ворочалась, время от времени что-то горестно бормоча 
и вздыхая, и беспокойно металась из стороны в сторону. Наконец она затихла и 
только изредка слегка стонала во сне. Тогда мальчик выбрался из-под кровати и, 
заслонив рукой пламя свечи, стал глядеть на спящую. Его сердце было полно 
жалости к ней. Он достал из кармана сверток платановой коры и положил его рядом 
со свечкой. Но вдруг какая-то новая мысль пришла ему в голову, и он остановился,
 раздумывая. Его лицо просияло, и, как видно, что-то решив про себя, он сунул 
кору обратно в карман. Потом нагнулся, поцеловал сморщенные губы и, ни секунды 
не медля, на цыпочках вышел из комнаты, опустив за собой щеколду.

Он пустился в обратный путь к перевозу, где в этот час не было ни души, и смело 
взошел на борт пароходика, зная, что там нет никого, кроме сторожа, да и тот 
всегда уходит в рубку и спит как убитый. Он отвязал челнок от кормы, забрался в 
него и стал осторожно грести против течения. Немного выше города он начал 
грести наискось к другому берегу, не жалея сил. Он угодил как раз к пристани, 
потому что дело это было для него привычное. Тему очень хотелось захватить 
челнок в плен, потому что его можно было считать кораблем и, следовательно, 
законной добычей пиратов, однако он знал, что искать его будут везде и, пожалуй,
 могут наткнуться на самих пиратов. И он выбрался на берег и вошел в лес. Там 
он сел на траву и долго отдыхал, мучительно силясь побороть сон, а потом через 
силу побрел к лагерю. Ночь была на исходе. Прежде чем он поравнялся с отмелью, 
совсем рассвело. Он отдыхал, пока солнце не поднялось высоко и не позолотило 
большую реку во всем ее великолепии, и только тогда вошел в воду. Спустя 
немного времени он уже стоял, весь мокрый, на границе лагеря и слышал, как Джо 
говорил Геку:

– Нет, Том не подведет, он непременно вернется, Гек. Он не сбежит. Он же 
понимает, что это был бы позор для пирата, и ни за что не останется, хотя бы из 
гордости. Он, верно, чтонибудь затеял. Хотелось бы знать, что у него на уме.

– Ну, ладно, его вещи-то теперь, во всяком случае, наши?

– Вроде того, только не совсем, Гек. В записке сказано, что они наши, если Том 
не вернется к завтраку.

– А он вернулся! – воскликнул Том и, прекрасно разыграв эту драматическую сцену,
 торжественно вступил в лагерь.

Скоро был подан роскошный завтрак – рыба с грудинкой; и, как только они уселись 
за еду. Том пустился рассказывать о своих приключениях, безбожно их прикрашивая.
 Наслушавшись его, мальчики и сами принялись задирать нос и хвастать напропалую.
 После этого Том выбрал себе тенистый уголок и залег спать до полудня, а 
остальные пираты отправились ловить рыб у и исследовать остров.



Глава XVI

После обеда вся шайка отправилась на отмель за черепашьими яйцами. Мальчики 
расхаживали по отмели, тыча палками в песок, и, когда попадалось рыхлое место, 
опускались на колени и копали песок руками. Иногда они находили по пятьдесят – 
шестьдесят яиц в одной ямке. Яйца были совсем круглые, белые, чуть поменьше 
грецкого ореха. В этот вечер мальчики устроили знатный пир – наелись до отвала 
яичницы, и в пятницу утром тоже. После завтрака они с воплями носились взад и 
вперед по отмели, гонялись друг за другом, сбрасывая на бегу платье, пока не 
разделись совсем, потом побежали далеко в воду, покрывавшую отмель; быстрое 
течение то и дело сбивало их с ног, но от этого становилось только веселее. Они 
то нагибались все разом и начинали плескать друг в друга водой, отворачивая 
только лицо, чтобы можно было вздохнуть, то принимались бороться и возились до 
тех пор, пока победитель не окунал остальных с головой, и вдруг все разом 
уходили под воду, мелькая на солнце клубком белых рук и ног, а потом опять 
всплывали на поверхность, отфыркиваясь, отплевываясь, хохоча и задыхаясь.

Выбившись из сил от возни, они вылезали на берег, растягивались на сухом,