Так как мальчики гребли равномерно и медленно, выводя плот на середину реки, то 
само собой разумеется, что эти приказания отдавались только так, «для красоты 
слога», и ничего особенного не значили.

– Какие подняты паруса?

– Нижние, марселя и бом-кливера, сэр!

– Поставить трюмселя! Эй, вы там! Послать десяток молодцов на 
фор-стень-стакселя! Шевелись!

– Есть, есть, сэр!

– Отпустить грот-брамсель! Шкоты и брасы! Поживей, ребята!

– Есть, сэр!

– Руль под ветер – с левого борта! Приготовься взять на абордаж! Лево руля, еще 
левей! Ну, ребята, дружней! Так держать!

– Так держать, сэр!

Плот миновал середину реки, мальчики повернули его по течению и налегли на 
весла. Уровень воды в реке был невысок, и скорость течения была не больше 
двух-трех миль. Прошло три четверти часа или час; все это время мальчики почти 
не разговаривали. Теперь плот проходил мимо Сент-Питерсберга. Дватри мерцающих 
огонька виднелись там, где над широкой туманной гладью реки, усеянной 
отражающимися звездами, дремал городок, не подозревая о том, какое важное 
совершается событие. Черный Мститель все еще стоял со скрещенными на груди 
руками, «бросая последний взгляд» на те места, где он когда-то был счастлив, а 
потом страдал. Ему хотелось бы, чтоб «она» видела, как он несется по бурным 
волнам навстречу опасности и смерти, не зная страха и приветствуя свою гибель 
мрачной улыбкой. Сделав совсем небольшое усилие воображения, он передвинул 
остров Джексона подальше, так, чтобы его не видно было из города, и теперь 
«бросал последний взгляд на родной город» с болью и радостью в сердце. 
Остальные пираты тоже «бросали последний взгляд», и все они смотрели так долго, 
что едва не дали течению снести их плот ниже острова. Однако они вовремя 
заметили свою оплошность и сумели исправить ее. Около двух часов утра плот сел 
на мель в двухстах ярдах выше острова, и мальчики вброд перетаскали на берег 
все свои пожитки. На маленьком плоту нашелся старый парус, и они растянули его 
между кустами вместо навеса, чтобы укрыть провизию, сами они были намерены 
спать под открытым небом, как и полагается пиратам.

Они развели костер у поваленного дерева в двадцати – тридцати шагах от темной 
чащи леса, поджарили на ужин целую сковородку свиной грудинки и съели половину 
кукурузных лепешек, захваченных с собой. Им казалось, что это замечательно 
весело – пировать на воле в девственном лесу на необитаемом и еще не 
исследованном острове, далеко от человеческого жилья, и они решили больше не 
возвращаться к цивилизованной жизни. Взвивающееся к небу пламя костра освещало 
их лица, бросая красные отблески на колонны стволов, уходящие в глубь лесного 
храма, на лакированную листву и на плети дикого винограда.

Когда исчез последний ломтик поджаристой грудинки и был съеден последний кусок 
кукурузной лепешки, мальчики разлеглись на траве, сытые и довольные. Можно было 
бы выбрать место попрохладнее, но им не хотелось отказывать себе в 
романтическом удовольствии греться у походного костра.

– Правда, весело? – сказал Джо.

– Еще бы! – отозвался Том. – Что сказали бы наши ребята, если бы увидели нас?

– Что сказали бы? Да все на свете отдали бы, только бы очутиться на нашем месте.
 Верно, Гекки?

– Я тоже так думаю, – сказал Гек. – Я-то доволен, для меня это дело подходящее. 
Мне ничего лучше не надо. Сказать по правде, мне ведь и поесть не всегда 
удается досыта; а потом… здесь тебя не тронут, никто не будет приставать к 
человеку.

– Такая жизнь как раз по мне, – сказал Том. – И утром не надо вставать рано, и 
в школу ходить не надо, и умываться тоже, да и мало ли у них там всякой чепухи. 
Понимаешь, Джо, если ты пират, так тебе ничего не надо делать, пока ты на 
берегу; а вот отшельнику так надо все время молиться, да и не очень-то весело 
быть всегда одному.

– Да, это верно, – сказал Джо. – Я, знаешь ли, об этом как-то не думал раньше. 
А теперь, когда я попробовал, мне больше хочется быть пиратом.

– Видишь ли, – сказал Том, – отшельники нынче не в почете. Это не то что в 
старое время, ну, а пиратов и теперь уважают. Да еще отшельнику надо спать на