вызвала у него самые мрачные подозрения. Через пять минут он оделся и сошел 
вниз, чувствуя себя разбитым и невыспавшимся. Вся семья еще сидела за столом, 
но завтракать уже кончили. Никто не стал его попрекать, но все избегали 
смотреть на него; за столом царило молчание и какая-то натянутость, от которой 
у преступника побежали по спине мурашки. Он сел на свое место, притворяясь 
веселым; однако это было все равно что везти воз в гору, никто не откликнулся, 
не улыбнулся, и у него тоже язык прилип к гортани и душа ушла в пятки.

После завтрака тетка подозвала его к себе, и Том обрадовался, надеясь, что его 
только выпорют, но вышло хуже. Тетка плакала над ним и спрашивала, как это он 
может так сокрушать ее старое сердце, а в конце концов сказала, чтобы он и 
дальше продолжал в том же духе, – пускай погубит себя, а старуху тетку сведет в 
могилу: ей уже не исправить его, нечего больше и стараться. Это было хуже 
всякой порки, и душа Тома ныла больше, чем тело. Он плакал, просил прощения, 
сто раз обещал исправиться и наконец был отпущен на волю, сознавая, что 
простили его не совсем и верят ему плохо.

Он ушел от тетки, чувствуя себя таким несчастным, что ему не хотелось даже 
мстить Сиду; так что поспешное отступление Сида через заднюю калитку оказалось 
совершенно излишним. Он поплелся в школу мрачный и угрюмый, был наказан вместе 
с Джо Гарпером за то, что накануне сбежал с уроков, и вытерпел порку с 
достойным видом человека, удрученного серьезным горем и совершенно 
нечувствительного к пустякам. После этого он отправился на свое место, сел, 
опершись локтями на парту, и, положив подбородок на руки, стал смотреть в 
стенку с каменным выражением страдальца, мучения которого достигли предела и 
дальше идти не могут. Под локтем он чувствовал что-то твердое. Прошло довольно 
много времени; он медленно и со вздохом переменил положение и взял этот предмет 
в руки. Он был завернут в бумажку. Том развернул ее. Последовал долгий, 
затяжной, глубочайший вздох – и сердце его разбилось. Это была та самая медная 
шишечка от тагана.

Последнее перышко сломало спину верблюда.



Глава XI

Около полудня городок неожиданно взволновала страшная новость. Не понадобилось 
и телеграфа, о котором в те времена еще и не мечтали, – слух облетел весь город,
 переходя из уст в уста, от одной кучки любопытных к другой, из дома в дом. 
Разумеется, учитель распустил учеников с половины уроков; все нашли бы странным,
 если бы он поступил иначе.

Возле убитого был найден окровавленный нож, и, как говорили, кто-то признал в 
нем карманный нож Мэфа Поттера. Рассказывали, что кто-то из запоздавших горожан 
видел, как Мэф Поттер умывался у ручья во втором часу ночи и, заслышав шаги, 
сразу бросился бежать. Это показалось подозрительным, в особенности умывание, 
не входившее в привычки Поттера. Рассказывали также, что обыскали весь город, 
но убийцы (обыватели не любят долго возиться с уликами и сразу выносят 
приговор) так и не нашли. Конные были разосланы по дорогам во всех направлениях,
 и шериф был уверен, что убийцу схватят еще до наступления темноты.

Весь город устремился на кладбище. Том забыл о своем горе и присоединился к 
шествию: не потому, что ему туда хотелось, – он в тысячу раз охотней пошел бы 
еще куда-нибудь, – но потому, что его тянуло туда сильно и безотчетно. 
Добравшись до страшного места, он пробрался сквозь толпу и увидел мрачное 
зрелище. Ему казалось, что прошло сто лет с тех пор, как он был здесь. Кто-то 
ущипнул его за руку. Он обернулся и встретился взглядом с Гекльберри. Оба разом 
отвернулись и забеспокоились: не заметил ли кто-нибудь, как они 
переглядываются? Но все в толпе разговаривали, не отрывая глаз от страшной 
картины.

– Бедняга! Бедный молодой человек!

– Вперед наука тем, кто грабит могилы!

– Мэфа Поттера повесят, если поймают!

К этому, в общем, сводились замечания, а пастор сказал:

– Это суд божий; видна десница господня.

Том содрогнулся с головы до ног: его взгляд упал на неподвижное лицо индейца 
Джо. В эту минуту толпа заколебалась, началась толкотня, и раздались голоса:

– Это он! Это он! Он сам идет!

– Кто? Кто? – спросило голосов двадцать.

– Мэф Поттер!