чего Том снова сделался Робин Гудом, и монахиня-предательница не перевязала его 
рану, чтобы он истек кровью. И наконец Джо, изображая целую шайку осиротелых 
разбойников и горько рыдая, оттащил его прочь, вложил лук и стрелы в его 
слабеющие руки, и Том произнес: «Куда упадет эта стрела, там и похороните 
бедного Робин Гуда под зеленым деревом». Потом он пустил стрелу, откинулся на 
спину и умер бы, если б не угодил в крапиву, после чего вскочил на ноги 
довольно живо для покойника.

Мальчики оделись, спрятали оружие и пошли домой, сокрушаясь о том, что на свете 
больше нет разбойников, и раздумывая, чем же может вознаградить их современная 
цивилизация за такую потерю. Они говорили друг другу, что скорее согласились бы 
сделаться на один год разбойниками в Шервудском лесу, чем президентами 
Соединенных Штатов на всю жизнь.



Глава IX

В этот вечер, как и всегда, Тома и Сида отослали спать в половине десятого. Они 
помолились на ночь, и Сид скоро уснул. Том лежал с открытыми глазами и ждал 
сигнала, весь дрожа от нетерпения. Когда ему уже начало казаться, что вотвот 
забрезжит рассвет, он услышал, как часы пробили десять! Горе, да и только! 
Ворочаться и метаться, как ему хотелось, он не мог, опасаясь разбудить Сида. И 
он лежал смирно, глазея в темноту. Его окружала гнетущая тишина. Мало-помалу из 
этой тишины начали выделяться самые незначительные, едва заметные звуки. Стало 
слышно тиканье часов. Старые балки начали таинственно потрескивать. Чуть-чуть 
поскрипывала лестница. Это, должно быть, бродили духи. Мерный, негромкий храп 
доносился из комнаты тети Полли. А тут еще начал назойливо чирикать сверчок,
 – а где он сидит, не узнаешь, будь ты хоть семи пядей во лбу. Потом его 
бросило в дрожь от зловещего тиканья жука-могильщика в стене, рядом с 
изголовьем кровати, – это значило, что кто-нибудь в доме скоро умрет. Потом 
ночной ветер донес откуда-то издали вой собаки, а на него едва слышным воем 
отозвалась другая где-то еще дальше. Том весь измучился от нетерпения. Он был 
твердо уверен, что время остановилось и началась вечность, и невольно начинал 
уже дремать; часы пробили одиннадцать, но он этого не слыхал. И тут, когда ему 
уже стало что-то сниться, к его снам примешалось заунывное мяуканье. В соседнем 
доме стукнуло окно, и это разбудило Тома. Крик: «Брысь, проклятая!» – и звон 
пустой бутылки, разбившейся о стенку сарая, прогнали у него последний сон; в 
одну минуту он оделся, вылез в окно и пополз по крыше пристройки на 
четвереньках. Он осторожно мяукнул раза два, пока полз; потом спрыгнул на крышу 
сарая, а оттуда на землю. Гекльберри Финн был уже тут с дохлой кошкой. Мальчики 
двинулись в путь и пропали во мраке. Через полчаса они уже шагали по колено в 
траве за кладбищенской оградой.

Кладбище было старинное, каких много в Западных штатах. Оно раскинулось на 
холме милях в полутора от городка. Его окружала ветхая деревянная ограда, 
которая местами наклонилась внутрь, а местами – наружу, и нигде не стояла прямо.
 Все кладбище сплошь заросло травой и бурьяном. Старые могилы провалились; ни 
один могильный камень не стоял, как полагается, на своем месте; изъеденные 
червями, трухлявые надгробия клонились над могилами, словно ища поддержки и не 
находя ее. «Незабвенной памяти такого-то» – было начертано на них когда-то, но 
теперь почти ни одной надписи нельзя было прочесть даже днем.

Легкий ветерок шумел в ветвях деревьев, а Тому со страху чудилось, будто души 
мертвых жалуются на то, что их потревожили. Мальчики разговаривали очень мало, 
и то шепотом; место, время и торжественная тишина, разлитая над кладбищем, 
действовали на них угнетающе. Они скоро нашли свежий холмик земли, который 
искали, и укрылись за тремя большими вязами, в нескольких шагах от могилы.

Они ждали молча, как им показалось, довольно долго. Кроме уханья филина где-то 
вдалеке, ни один звук не нарушал мертвой тишины. Тому лезли в голову самые 
мрачные мысли. Надо было прогнать их разговором. И потому он прошептал:

– Как ты думаешь, Гекки, мертвецы не обидятся, что мы сюда пришли?

– Я почем знаю. А страшно как, правда?

– Еще бы не страшно.

Некоторое время длилось молчание: оба мальчика над этим задумались. Наконец Том 
прошептал:

– Слушай, Гекки, как ты думаешь, старый хрыч слышит, как мы разговариваем?

– Конечно, слышит. То есть его душа слышит.

Том, помолчав, прибавил:

– Лучше бы я сказал «мистер Вильяме». Только я не хотел его обидеть. Его все 
звали «старый хрыч».