всякой критики и избавляло от необходимости кому-либо подчиняться. И тут я, 
конечно, не могу не вспомнить о Стивене У. Это был талантливый лоцман, добрый 
малый, неутомимый рассказчик, обладавший смекалкой и юмором. Он держался с 
дерзкой независимостью и чувствовал себя абсолютно непринужденно среди старших, 
среди лиц, занимавших высокие посты, и даже среди именитых богачей. Всегда у 
него была работа, по никогда он не скопил ни гроша; умел, занимая деньги, 
уговорить кого угодно и был в долгу у всех лоцманов и у большинства капитанов 
на реке. Он умел окружать таким блеском самый несложный, самый пустячный маневр 
парохода, что людей охватывало восхищение, — не всех, одпако.

Он однажды пошел в рейс с добрым старым капитаном И. и был «освобожден от 
обязанностей» в Новом Орлеане. Кто-то выразил удивление но этому поводу. 
Капитан И. содрогнулся при одном упоминании имени Стивена и пропищал своим 
дребезжащим тоненьким голоском приблизительно следующее:

— Нет, уж премного благодарен! Я такого сорвиголову у себя на пароходе иметь не 
желаю! То есть ни за что на свете! Он ругается, поет, свистит, орет; я не 
слыхал, чтобы индейцы так орали! Орет всю ночь; ему что день, что ночь — все 
одно! И орет — так, без всякой причины, просто потому, что ему это доставляет 
какое-то сатанинское удовольствие. Я ни разу не мог заснуть как следует: вдруг 
он так начинал орать, что я в холодном поту вскакивал с постели. Странный 
человек, очень странный! Никакого уважения ни к кому и ни к чему. Он иногда 
называл меня «Джонни»! Да еще у него были скрипка и кошка. Играл он 
отвратительно. А кошку это, по-видимому, сильно огорчало, и она начинала дико 
мяукать. Никто не мог уснуть там, где был этот человек и его «семейка». А 
бесшабашный какой! Это прямо-таки ни с чем не сравнимо!

Хотите верьте, хотите нет, но это так же верно, как то, что я сижу здесь перед 
вами: вел он мой пароход через эти жуткие коряги у Чикота, да еще на всех парах,
 а ветер при этом свистел, как все черти в аду! Мои помощники вам подтвердят. И 
вот, сэр, пока он летел напрямик через все эти коряги, а я трясся от страха и 
молился, он — лишиться мне языка, если вру! — сложил губы трубочкой и стал 
насвистывать, — да-с, сэр, насвистывать: «Девицы Буффало, придите вечерком, 
придите вечерком, придите вечерком», да еще с таким спокойствием, как если бы 
мы участвовали в похоронной процессии, не будучи сродни покойнику. А когда я 
сделал ему замечание, он улыбнулся мне снисходительно, как ребенку, и 
посоветовал идти домой, быть паинькой и не вмешиваться в дела старших[4 - Если 
вспомнить, что власть капитана была пышной, но пустой видимостью, а настоящая 
власть принадлежала лоцману, — в этой фразе было нечто цинично-меткое и удачное 
в смысле формулировки. (Прим. автора.).].

Как-то один здорово скупой капитан поймал в Новом Орлеапе Стивена, когда тот 
был без работы и, как водится, без денег. он упорно осаждал Стивена, которому в 
то время приходилось туговато, и наконец уговорил его поступить к нему на 
пароход за сто двадцать пять долларов в месяц, то есть ровно на полоклада, 
причем капитан обещал не открывать секрета, чтобы вся корпорация не стала 
презирать беднягу. Но не прошло и суток после выхода нз Нового Орлеана, как 
Стивен заметил, что капитан хвастает своей удачной сделкой и что всем 
помощникам об этом рассказано. Стивен поморщился, но ничего не сказал. К концу 
дня капитан вышел на мостик, посмотрел кругом и страшно удивился. он 
вопросительно поглядел на Стивена, но тот насвистывал как ни в чем не бывало и 
делал свое дело. Капитану явно было не по себе; он постоял и раза два, 
по-видимому, очень хотел сделать какое-то замечание, но речной этикет научил 
его избегать такой поспешности, и он промолчал. Потоптавшись и поволновавшись 
еще немного, он удалился в свои апартаменты. Но вскоре он снова появился, еще 
более растерянный, чем прежде. Наконец он решился заметить весьма почтительно и 
осторожно:

—   Вода стоит довольно высоко, — правда, сэр?

—   Я думаю! Без малого из берегов не вышла — это ли не высоко!

—   Течение тут как будто довольно сильное, а?

—   И не говорите. Не то что довольно сильное, а просто бьет, как из-под 
мельничного колеса.

—   А разве у берега оно не тише, чем тут, на середине?

—   Да, пожалуй потише; по ведь чем больше бережешь пароход, тем лучше. Здесь 
он в безопасности. Дна ему не достать, будьте уверены.

Капитан удалился. Вид у него был в достаточной степени унылый. При таких темпах 
ему, по-видимому, предстояло умереть в преклонном возрасте, прежде чем его 
судно доберется до Сент-Луиса. На следующий день он снова вышел на палубу и 
снова увидел, что Стивен, насвистывая тот же безмятежный мотив, неуклонно идет 
серединой реки, преодолевая мощное течение Миссисипи. Это уже становилось 
серьезным. У самого берега шел другой, менее быстроходный пароход и, скользя по 
тихой воде, упорно нагонял их. Он пошел к протоке у острова, а Стивен продолжал 
держаться середины реки. Капитан больше не мог молчать. Он сказал: