истинных владельцев, а их белых наследников — американцев.

Путешественники продолжали плавание, приставая то тут, то там; «проходили мимо 
мест, ставших впоследствии историческими: мимо будущего Виксберга и Великого 
залива»; посетили в области Теш одного значительного индейского монарха, 
столица которого была прочно выстроена из обожженного на солнце самана, — и эти 
дома были лучше многих, выстроенных там теперь. В доме вождя был зал для 
аудиенции площадью в сорок на сорок футов; в нем он, окруженный шестьюдесятью 
стариками, облаченными в белые одежды, торжественно принял Тонти. В городе был 
храм, обнесенный глиняной стеной; стена была украшена черепами врагов, 
принесенных в жертву солнцу.

Путешественники посетили индейцев племени натчез, близ местоположения нынешнего 
города того же названия, где они нашли «религиозный и политический деспотизм, 
привилегированный класс, ведущий свою родословную от солнца, храм и священный 
огонь». Им, вероятно, показалось, что они вернулись домой, здесь им было совсем 
как дома, с одним только преимуществом — тут не было Людовика XIV.

Быстро промчалось еще несколько дней; Ла Саль стоял в тени водруженного им 
креста, у слияния вод Делавэра, Итаски, вод, стекающих с горных хребтов у 
побережья Тихого океана, и вод Мексиканского залива. Его задача была выполнена, 
чудо совершено. Мистер Паркман заканчивает свой увлекательный рассказ, такими 
словами:

«В этот день королевство Франции получило дарственную на изумительные владения. 
Плодородные долины Техаса, обширный бассейн Миссисипи — от ее ледяных северных 
истоков до знойных берегов Мексиканского залива, от лесистых хребтов 
Аллеганской цепи до голых вершин Скалистых гор; край саванн и лесов, сожженных 
зноем пустынь и покрытых свежей травой прерий, край, орошаемый тысячью рек и 
населенный тысячами воинственных племен, перешел под скипетр версальского 
султана; и все это свершилось по воле человека, чей слабый голос не был бы 
услышан и в полумиле». 



Глава III. КАРТИНКИ ПРОШЛОГО 

Казалось бы, река в это время стала уже вполне годной для освоения. Но нет: 
берега ее заселялись спокойно и неторопливо; и освоение Миссисипи поглотило 
столько же времени, сколько открытие ее и обследование. Прошло семьдесят лет от 
экспедиций до появления на берегах реки сколько-нибудь значительного белого 
населения и еще пятьдесят лет до начала на ней торговли. Со времени 
обследования реки Ла Салем до того времени, когда стало возможным назвать ее 
проводником чего-то вроде регулярной и оживленной торговли, семь королей 
сменились на троне Англии, Америка стала независимой страной, Людовик XIV и 
Людовик XV успели сгнить и умереть, французская монархия была сметена алой 
бурей революции, и уже заговорили о Наполеоне. Право, в те дни люди не 
торопились жить.

Вначале товары возили по реке на больших баржах — плоскодонных и широконосых. 
Они шли под парусами и сплавом с верховьев до Нового Орлеана и сменяли там груз,
 после чего их томительно долго тащили обратно либо бечевой, либо при помощи 
шестов. Рейсы вниз по течению и обратно иногда отнимали до девяти месяцев. Со 
временем торговое движение увеличилось, и целая орда отчаянных смельчаков 
получила работу; это были неотесанные, необразованные, но храбрые малые, 
переносившие невероятные трудности со стойкостью истых моряков; страшные 
пьяницы, необузданные гуляки, завсегдатаи злачных мест вроде «Нижнего Натчеза» 
тех дней, отчаянные драчуны, все до одного бесшабашные, неуклюже-веселые, как 
слоны, ругатели и безбожники; транжиры — когда при деньгах, и банкроты — к 
концу плавания, любители дикарского щегольства, невообразимые хвастуны, а в 
общем — парни честные, надеятаые, верные своему слову и долгу, нередко 
рисовавшиеся своим великодушием.

Но вот стали появляться пароходы. Впрочем, в течение пятнадцати-двадцати лет 
эти люди все еще водили свои баржи вниз по течению, а пароходы обеспечивали все 
движение вверх по реке; баржевики продавали свои суда в Новом Орлеане и 
возвращались домой палубными пассажирами на пароходах.

Вскоре, однако, количество пароходов настолько увеличилось и скорость их так 
возросла, что они оказались в состоянии полностью обслуживать всю торговлю; 
плавание прежним способом прекратилось навсегда. Баржевики поступили на 
пароходы — кто палубным матросом, кто помощником капитана, а кто лоцманом; если 
же человек не мог пристроиться на пароход, он поступал на угольную баржу в 
Питсбурге или на плоты, сплавлявшиеся из лесов, от истоков Миссисипи.

В дни расцвета пароходства вся река была усеяна угольными баржами и 
бревенчатыми плотами. Их вели орды отчаянных смельчаков, которых я пытался 
описать выше. Помню, когда я был мальчиком, флотилии мощных плотов из года в 
год скользили мимо Ганнибала; в каждом плоту — целый акр белых пахучих досок, 
команда человек в двадцать, а то и больше, три-четыре шалаша, разбросанных на