— А все-таки погоди, потому что дело близко тебя касается. Отвернись на минутку 
и притворись, будто ты ничего не видишь: дай бедному мальчику убежать.

— Как ты смеешь предлагать мне это? Арестую тебя именем…

— Постой, не торопись. Поспешность никогда не приводит к добру. — Гендон 
понизил голос и шепнул на ухо полицейскому: — Поросенок, купленный тобою за 
восемь пенсов, может стоить тебе головы!



Бедный полицейский, захваченный врасплох, сначала слова не мог выговорить, а 
потом начал грозить и ругаться. Но Гендон спокойно и терпеливо ждал, пока он 
угомонится, затем сказал:

— Ты мне понравился, приятель, мне не хотелось бы, чтобы ты попал в беду. Помни,
 что я все слышал, от слова до слова. Я сейчас докажу тебе это, — и он повторил 
слово в слово весь разговор полицейского с женщиной в сенях и прибавил: — Ну 
что, разве не так было дело? Разве я не могу, если понадобится, дать показания 
перед судьей?

В первую минуту полицейский онемел от страха и досады; потом пришел в себя и с 
напускной развязностью возразил:

— Ты делаешь из мухи слона; мне просто вздумалось подшутить над этой женщиной 
ради забавы.

— И поросенка ты оставил у себя ради забавы?

Полицейский ответил торопливо:

— Конечно, добрый господин. Говорят тебе, что это была шутка.

— Я начинаю тебе верить, — сказал Гендон не то всерьез, не то в насмешку. — Так 
ты постой здесь немного, а я сбегаю спрошу его милость судью, — он ведь человек 
опытный, разбирается и в законах, и в шутках, и в…

Он повернулся и пошел, договорив уже последние слова на ходу. Полицейский 
помедлил немного, потоптался на одном месте, выругался раза два, потом крикнул 
ему вдогонку:

— Постой, добрый сэр, погоди минутку! Ты говоришь, судью спросишь? Да он на 
шутки туп, как чурбан! Пойди-ка лучше сюда, давай поговорим! Странное дело! Я, 
кажется, попал в историю, и все из-за невинной, необдуманной забавы. Я человек 
семейный, у меня жена, дети… Рассуди же здраво, твоя милость, чего ты хочешь от 
меня?

— Только того, чтобы ты был слеп, нем и не двигался с места, пока не досчитаешь 
до ста тысяч, — сказал Гендон с таким видом, как будто просил о самой ничтожной 
услуге.

— Да ведь я тогда пропащий человек! — с отчаянием вскричал полицейский. — Будь 
же рассудителен, мой добрый сэр; ведь ты же сам понимаешь, что то была шутка и 
ничего больше. А если даже принимать ее всерьез, так и то за такую малость 
самое большее, чем я рискую, это получить нагоняй от судьи: он сделает мне 
выговор и посоветует никогда не повторять подобных дел.

— Это шутка? — с ледяной торжественностью возразил Гендон. — Эта твоя шутка 
носит в законе название, ты знаешь какое?

— Я этого не знал! Может быть, я был неосторожен. Мне и в голову не приходило, 
что это уже носит название… Я думал, что я первый изобрел такую шутку.

— Да, она имеет название. В законах она называется Non compos mentis lex 
talionis sic transit gloria imundi.[33 - Бессмысленный набор латинских слов.]

— Ах, господи!

— И наказание — смертная казнь!

— Господи, помилуй меня, грешного!

— Воспользовавшись преимуществом своего положения, злоупотребив беспомощностью 
зависящего от тебя лица, ты захватил за бесценок чужую собственность стоимостью 
свыше тринадцати пенсов с половиной; а это в глазах закона есть умышленная 
недобросовестность, вероломство, превышение власти, ad hominem expurgatis in 
status quo, и наказание за это — смерть на виселице, без выкупа, пощады, 
покаяния и утешения религии.

— Поддержи меня, ради бога, мой добрый сэр, ноги не держат меня! Сжалься,