такая пестрая одежда! Кроме того, нам дают представления: актеры играют, кричат,
 дерутся, а потом убивают друг друга и падают мертвыми. Так занятно смотреть, и 
стоит всего лишь фартинг; только иной раз очень уж трудно добыть этот фартинг, 
смею доложить вашей милости.

— Рассказывай еще!

— Мы, мальчики во Дворе Отбросов, иногда сражаемся между собою на палках, как 
подмастерья.

У принца сверкнули глаза.

— Ого! От этого и я бы не прочь. Рассказывай еще!

— Мы бегаем взапуски, сэр, кто кого перегонит.

— Мне пришлось бы по вкусу и это! Дальше!

— Летом, сэр, мы купаемся и плаваем в каналах, в реке, брызгаем друг в друга 
водой, хватаем друг друга за шею и заставляем нырять, и кричим, и прыгаем, и…

— Я отдал бы все королевство моего отца, чтобы хоть однажды позабавиться так. 
Пожалуйста, рассказывай еще!

— Мы поем и пляшем вокруг майского шеста в Чипсайде; мы зарываем друг друга в 
песок; мы делаем из грязи пироги… О, эта прекрасная грязь! В целом мире ничто 
не доставляет нам больше приятностей. Мы прямо-таки валяемся в грязи, не в 
обиду будь вам сказано, сэр!

— Ни слова больше, прошу тебя! Это чудесно! Если бы я только мог облечься в 
одежду, которая подобна твоей, походить босиком, всласть поваляться в грязи, 
хоть один единственный раз, но чтобы меня никто не бранил и не сдерживал, — я, 
кажется, с радостью отдал бы корону.

— А я… если бы я хоть раз мог одеться так, как вы, ваша светлость… только один 
единственный раз…

— О, вот чего тебе хочется? Что ж, будь по-твоему! Снимай лохмотья и надевай 
этот роскошный наряд. У нас будет недолгое счастье, но от этого оно не станет 
менее радостным! Позабавимся, покуда возможно, а потом опять переоденемся, 
прежде чем придут и помешают.

Не прошло и пяти минут, как маленький принц Уэльский облекся в тряпье Тома, а 
маленький принц Нищеты — в великолепное цветное королевское платье. Оба подошли 
к большому зеркалу, и — о чудо! — им показалось, что они вовсе не менялись 
одеждой!



Они уставились друг на друга, потом поглядели в зеркало, потом опять друг на 
друга. Наконец удивленный принц сказал:

— Что ты об этом думаешь?

— Ах, ваша милость, не требуйте, чтобы я ответил на этот вопрос. В моем звании 
не подобает говорить о таких вещах.

— Тогда скажу об этом я. У тебя такие же волосы, такие же глаза, такой же голос,
 такая же поступь, такой же рост, такая же осанка, такое же лицо, как у меня. 
Если бы мы вышли нагишом, никто не мог бы сказать, кто из нас ты, а кто принц 
Уэльский. Теперь, когда на мне твоя одежда, мне кажется, я живее чувствую, что 
почувствовал ты, когда грубый солдат… Послушай, откуда у тебя этот синяк на 
руке?

— Пустяки, государь! Ваша светлость знаете, что тот злополучный часовой…

— Молчи! Он поступил постыдно и жестоко! — воскликнул маленький принц, топнув 
босой ногой. — Если король… Не двигайся с места, пока я не вернусь! Таково мое 
приказание!

В один миг он схватил и спрятал какой-то предмет государственной важности, 
лежавший на столе, и, выскочив за дверь, помчался в жалких лохмотьях по 
дворцовым покоям. Лицо у него разгорелось, глаза сверкали. Добежав до больших 
ворот, он вцепился в железные прутья и, дергая их, закричал:

— Открой! Отвори ворота!

Солдат, тот самый, что обидел Тома, немедленно исполнил это требование; как 
только принц, задыхаясь от монаршего гнева, выбежал из высоких ворот, солдат 
наградил его такой звонкой затрещиной, что он кубарем полетел на дорогу.