храбрецом… то есть… то есть… я хочу сказать, что у него такой вид…

Осужденный внезапно почувствовал прилив энергии и, в отчаянии ломая руки, стал 
умолять «короля» прерывистым, испуганным голосом:

— О великий король, если тебе жалко погибшего, сжалься и надо мной! Я невиновен,
 улики против меня очень слабы… Но я говорю не об этом; суд надо мною уже 
совершен, и отменить приговор невозможно. Я умоляю только об одной милости, ибо 
та кара, на которую я осужден, выше моих сил. Пощады, пощады, о великий король! 
Окажи мне королевскую милость, внемли моей мольбе: дай приказ, чтобы меня 
повесили!

Том был поражен. Он не ожидал такой просьбы.

— Какая странная милость! Разве тебя ведут не на виселицу?

— О нет, мой добрый государь. Я осужден быть заживо сваренным в кипятке.

При этих неожиданных и ужасных словах Том чуть не спрыгнул с трона. Опомнившись 
от изумления, он воскликнул:

— Будь по-твоему, бедняга! Если бы даже ты отравил сто человек, ты не будешь 
предан такой мучительной казни!

Осужденный припал головой к полу, изливаясь в страстных выражениях 
признательности, и закончил такими словами:

— Если когда-нибудь, боже избави, тебя постигнет беда, — пусть тебе зачтется 
твоя милость ко мне.

Том повернулся к графу Гертфорду:

— Милорд, можно ли поверить, чтобы этого человека осудили на такую жестокую 
казнь?

— Таков закон, ваше величество, для отравителей. В Германии фальшивомонетчиков 
варят живыми в кипящем масле, и не вдруг, а постепенно спускают их на веревке в 
котел — сначала ступни, потом ноги, потом…

— О, пожалуйста, милорд, перестань, замолчи! Я не могу этого вынести! — 
воскликнул Том, закрывая лицо руками, чтобы отогнать ужасную картину. — 
Заклинаю тебя, милорд, отдай приказ, чтобы этот закон отменили!.. О, пусть 
никогда, никогда не подвергают несчастных таким омерзительным пыткам.

Лицо графа выразило живейшее удовольствие; он был человек сострадательный и 
склонный к великодушным порывам, что не так часто встречалось среди знатных 
господ в то жестокое время. Он сказал:

— Благородные слова вашего величества — смертный приговор этому закону. Они 
будут занесены на скрижали истории к чести вашего королевского дома.

Помощник шерифа уже намеревался увести осужденного, но Том знаком остановил его.


— Добрый сэр, — сказал он. — Я хотел бы вникнуть в это дело. Человек говорит, 
что улики против него очень слабы. Скажи мне, что ты знаешь о нем?

— Осмелюсь доложить вашему королевскому величеству, на суде выяснилось, что 
человек этот входил в некий дом в селении Ислингтон, где лежал некий больной; 
трое свидетелей показывают, что это было ровно в десять часов утра, а двое — 
что это было несколькими минутами позже. Больной был один и спал; этот человек 
вскоре вышел и пошел своей дорогой, а час спустя больной умер в страшных муках, 
сопровождаемых рвотой и судорогами.

— Что же, видел кто-нибудь, как этот человек давал ему яд? Яд найден?

— Нет, ваше величество!

— Откуда же известно, что больной был отравлен?

— Осмелюсь доложить вашему величеству, доктора говорят, что такие признаки 
бывают только при отравлении.

Веская улика в то наивное время. Том сразу понял всю ее неотразимую силу и 
сказал:

— Доктора знают свое ремесло. Должно быть, они были правы. Плохо твое дело, 
бедняга!

— Это еще не все, ваше величество! Есть и другие, более тяжкие улики. Многие