«Ричарда III»!!!

Ричард III – мистер Гаррик.

Ричмонд – мистер Кин.

А также (по просьбе публики) бессмертный монолог Гамлета!!!

В исполнении знаменитого КИНА!

Выдержавший 300 представлений в Париже!

Только один спектакль!

По случаю отъезда на гастроли в Европу!

Вход – 25 центов; для детей и прислуги – 10 центов»


Мы пошли шататься по городу. Почти все лавки и дома здесь были старые, 
рассохшиеся и испокон веку некрашеные; все это едва держалось от ветхости. Дома 
стояли точно на ходулях, фута на три, на четыре от земли, чтобы река не 
затопила, когда разольется. При домах были и садики, только в них ничего не 
росло, кроме дурмана и подсолнуха, да на кучах золы валялись рваные сапоги и 
башмаки, битые бутылки, тряпье и помятые ржавые жестянки. Заборы, сколоченные 
из разнокалиберных досок, набитых как попало одна на другую, покривились в 
разные стороны, и калитки в них держались всего на одной петле – да и та была 
кожаная. Кое-где они были даже выбелены, – видно, в давние времена, может, еще 
при Колумбе, как сказал герцог. Обыкновенно в садиках рылись свиньи, а хозяева 
их оттуда выгоняли.

Все городские лавки выстроились вдоль одной улицы. Над ними были устроены 
полотняные навесы на столбиках, и приезжие из деревни покупатели привязывали к 
этим столбикам своих лошадей. Под навесами, на пустых ящиках из-под товара, 
целыми днями сидели здешние лодыри, строгали палочки карманными ножами фирмы 
Барлоу, а еще жевали табак, зевали в потягивались, – сказать по правде, все это 
был препустой народ. Все они ходили в желтых соломенных шляпах, чуть не с 
зонтик величиной, зато без сюртуков и жилетов, звали друг друга попросту: Билл, 
Бак, Хэнк, Джо и Энди, говорили лениво и врастяжку и не могли обойтись без 
ругани. Почти что каждый столбик подпирал какой-нибудь лодырь, засунув руки в 
карманы штанов; вынимал он их оттуда только для того, чтобы почесаться или 
одолжить кому-нибудь жвачку табаку. Все время только слышно было:

– Одолжи мне табачку, Хэнк!

– Не могу, у самого только на одну жвачку осталось. Попроси у Билла.

Может, Билл ему и даст, а может, соврет и скажет, что у его нет. Бывают такие 
лодыри, что за душою у них нет ни цента, даже табаку ни крошки. Эти только и 
пробавляются займами, иначе им и табаку никогда не видать. Лодырь обыкновенно 
говорит приятелю:

– Ты бы мне одолжил табачку, Джек, а то я только что отдал Бену Томпсону 
последнюю порцию.

И ведь всегда врет; разве только чужак попался бы на эту удочку, но Джек 
здешний и потому отвечает:

– Ты ему дал табаку? Неужто? Кошкина бабушка ему дала, а не ты. Отдай то, что 
брал у меня, Лейф Бакнер, тогда, так уж и быть, я тебе одолжу тонны две и 
расписки с тебя не возьму.

– Да ведь я тебе один раз отдал долг!

– Да, отдал, – жвачек шесть. Занимал-то ты хороший табак, покупной, а отдал 
самосад.

Покупной табак – это прессованный плиточный табак, но эти парни жуют больше 
простой листовый, скрученный в жгуты. Когда они занимают табак, то не отрезают, 
как полагается, ножом, а берут всю пачку в зубы и грызут и в то же время рвут 
ее руками до тех пор, пока пачка не перервется пополам; тогда владелец пачки, 
глядя с тоской на возвращенный ему остаток, Говорит иронически:

– Вот что: дай-ка ты мне жвачку, а себе возьми пачку.

Все улицы и переулки в городе – сплошная грязь; ничего другого там не было и 
нет, кроме грязи, черной, как деготь, местами глубиной не меньше фута, а уж 
два-три дюйма наверняка будет везде. Повсюду в ней валяются и хрюкают свиньи. 
Глядишь, какая-нибудь свинья, вся в грязи, бредет лениво по улице вместе со 
своими поросятами и плюхается как раз посреди дороги, так что людям надо