глухонемому и принялись подшучивать над ним, а мы с тревогой следили за
этим. Том сказал, что Джек не сразу привыкнет вести себя как глухонемой и
того гляди заговорит прежде, чем успеет сообразить, что делать. Наконец мы
убедились, что Джек ведет себя совершенно правильно и отлично делает руками
всякие знаки, и отправились в школу, которая находилась милях в трех
отсюда, с тем чтобы попасть к перерыву между уроками.
  Я был так огорчен тем, что Джек не рассказал о схватке в платановой роще
и о том, как его чуть не убили, что у меня даже настроение испортилось; да
и Том чувствовал себя так же, но он сказал, что если бы мы были на месте
Джека, то мы тоже были бы осторожны и помалкивали, чтобы не попасться.
  Мальчишки и девчонки в школе ужасно обрадовались нам, и мы очень весело
провели там все время их перерыва. Сыновья Гендерсона по дороге в школу
увидели неизвестного глухонемого и рассказали о нем, так что все только о
нем и говорили, все хотели увидеть его, потому что никогда в своей жизни не
видели глухонемого, словом, это вызвало всеобщее волнение.
  Том сказал мне, что молчать при таких обстоятельствах ужасно трудно и что
если бы мы сейчас рассказали все, что мы знаем, то стали бы героями, но еще
более героически хранить молчание,- может, только двое мальчишек из
миллиона способны на это. Вот как рассудил Том Сойер, и попробовал бы
кто-нибудь рассудить лучше.

                                 Глава IX
                           ЮПИТЕР ДАНЛЕП НАЙДЕН

  В первые же дни глухонемой стал всеобщим любимцем. Его знали уже на всех
фермах в округе, все с ним возились и ухаживали за ним и были ужасно горды
тем, что у нас появился такой чудной человек. Одни приглашали его к
завтраку, другие к обеду, третьи к ужину, его набивали до отказа кукурузной
кашей со свининой и никогда не уставали глазеть на него, дивиться ему, и
все старались хоть что-нибудь узнать о нем - уж очень он казался необычной
фигурой. Толку от его знаков никакого не было, никто не мог его понять, да
и он, наверное, сам не знал, что хотел сказать, однако гудел он исправно, и
все вокруг были чрезвычайно довольны и с интересом слушали, как он гудел.
  Он повсюду носил с собой грифельную доску и грифель,- все писали на ней
вопросы, а он писал ответы; но никто, кроме Брейса Данлепа, не мог ничего
разобрать в его каракулях. Брейс говорил, что он тоже не очень-то хорошо
разбирается в них, а большей частью догадывается, о чем идет речь. По
рассказам Брейса выходило, что глухонемой приехал сюда издалека; раньше он
был богат, но мошенники, которым он доверял, разорили его, теперь он нищий
и жить ему не на что.
  Все кругом расхваливали Брейса Данлепа за его доброту: он дал бедному
калеке отдельную деревянную хижину, приказал своим неграм заботиться о нем
и носить ему еды, сколько он захочет.
  Бывал глухонемой несколько раз и в нашем доме,- дело в том, что дядя
Сайлас так страдал сам в эти дни, что всякий другой несчастный человек был
ему утешением. Мы с Томом ничего не выдали, что встречали его раньше, и он
никак не показывал, что знал нас.
  Семья дяди Сайласа разговаривала при глухонемом о своих бедах так, будто
его и нет здесь, но мы рассудили, что ничего худого в том, что он слышит
эти разговоры, нет. Обычно он не обращал внимания на эти разговоры, но
иногда как будто и прислушивался.
  Так прошло два или три дня, и все вокруг всерьез встревожились из-за
того, что Юпитер Данлеп пропал неизвестно куда. Все расспрашивали друг
друга, что же могло с ним случиться. Но никто ничего не знал, все только
качали головами и говорили, что это очень странно. Прошел еще один день, и
еще один, и все вокруг начали говорить, что, наверное, его убили. Ох, и
всполошились тут все! Языки так и трещали. В субботу несколько человек - по
двое, по трое - отправились обыскивать лес, в надежде найти останки
Юпитера. Мы с Томом взялись помогать им, и это было замечательно интересно.
Том был так увлечен этим делом, что ему было уже не до еды, не до отдыха.
Он говорил, что если мы найдем труп, то мы прославимся и разговоров об этом
будет больше, чем если бы мы утонули.
  Остальным поиски скоро надоели, и они их бросили, но только не Том Сойер
- это было не в его характере.
  В субботу ночью он вовсе не спал - все старался придумать план. И к утру
план был готов. Том вытащил меня из постели и, страшно волнуясь, сказал:
  - Гек, одевайся скорее, я придумал! Нам нужна ищейка!
  Через две минуты мы мчались по дороге к городку. У старого Джефа Гукера
была ищейка, и Том надеялся выпросить ее. Я ему говорю:
  - Слушай, Том, ведь следы слишком старые, и, кроме того, ты же знаешь,
прошел дождь.
  - Это не имеет никакого значения, Гек. Если тело спрятано где-нибудь
здесь, в лесу, то ищейка найдет его.
  Если его убили и зарыли, то вряд ли зарыли глубоко, и если собака попадет
на это место, то она его наверняка почует. Гек, клянусь, мы прославимся,-
это так же верно, как то, что ты родился на свет.
  Он весь загорелся, а уж когда Том чем-нибудь загорается, то остановить
его невозможно. Так было и на этот раз. Не прошло и двух минут, как он все
себе представил - не только отыскал труп, нет - он уже напал на след
убийцы. Так как ему и этого было мало, он уже собирался преследовать убийцу