нехорошо себя чувствую и с трудом соображаю.
  Скажи ему, что его брата здесь нет.
  Негр ушел, а дядя Сайлас принялся ходить взад и вперед, бормоча что-то
себе под нос и ероша волосы. Было просто до невозможности жалко смотреть на
него. Тетя Салли шепнула нам, чтобы мы не обращали на дядю внимания, потому
что это смущает его. С тех пор, сказала тетя Салли, как начались все эти
неприятности, он все время вот так думает и думает, и ей кажется, что когда
на него такое находит, то он сам вряд ли понимает, где он и что с ним. И
еще она добавила, что дядя Сайлас теперь гораздо чаще бродит во сне, чем
раньше, а иногда во сне ходит по дому и даже по двору, и если, сказала тетя
Салли, мы его встретим в такую минуту, то надо оставить его в покое и не
трогать. По ее мнению, это не причиняет ему вреда, а мож^т быть, даже идет
на пользу.
  В такие дни помочь ему может одна только Бенни. Она одна знает, когда его
нужно успокаивать, а когда лучше оставить его в покое.
  А дядя Сайлас продолжал ходить взад и вперед по комнате и бормотать
что-то про себя, пока не утомился, тогда Бенни подошла к нему, взяла его за
руку, другой рукой обняла и увела. Дядя Сайлас улыбнулся ей и, нагнувшись,
поцеловал ее. Лицо его мало-помалу стало спокойнее, и Бенни уговорила его
уйти в его комнату. Они так были ласковы друг с другом, что на них было
умилительно смотреть.
  Тетя Салли принялась укладывать детей спать, нам с Томом стало скучно, и
мы пошли погулять при луне, забрели в огород, сорвали арбуз и за разговором
съели его.
  Том сказал мне, что он готов держать пари, что ссоры происходят по вине
Юпитера, и он, Том, при первой же возможности, постарается быть при такой
ссоре и понаблюдать. И если он прав, то сделает все возможное, чтобы дядя
Сайлас прогнал Юпитера.
  Так вот мы часа два сидели, курили, болтали и объедались арбузами;
наконец стало совсем поздно, и когда мы вернулись, в доме все было темно и
тихо, все спали.
  Том - он всегда все замечает. Вот и теперь он заметил, что старая зеленая
рабочая куртка исчезла, и сказал, что, когда мы выходили, она была на
месте. Он заявил, что здесь что-то не так, и мы пошли спать.
  Мы слышали, как за стеной ходит Бенни по своей комнате, и решили, что она
волнуется из-за отца и не может уснуть. Но мы и сами тоже не могли уснуть.
Долго мы так сидели, курили, разговаривая вполголоса, и было нам грустно и
тоскливо. Мы без конца говорили об убийстве и о привидении и до того сами
себя напугали, что уже никак не могли уснуть.
  Кругом стояла такая полная тишина, которая бывает только глубокой ночью,
и вдруг Том толкнул меня локтем и шепнул мне, чтобы я посмотрел в окно. Мы
увидели человека, бесцельно бродившего взад и вперед по двору так, словно
он сам не знает, чего ищет. Ночь была довольно темная, и мы не могли
рассмотреть его как следует. Но вот он направился к перелазу; свет луны
упал на него,- и мы увидели, что в руках у него лопата с длинной рукояткой,
а на спине старой рабочей куртки светилась белая заплата. Тут Том и
говорит:
  - Это он во сне разгуливает. Хотел бы я пойти за ним и посмотреть, куда
это он собрался. Смотри, он повернул к табачной плантации. Ну, теперь
совсем пропал из виду. Это ужасно, что он не находит себе покоя.
  Долго мы ожидали, но он так и не вернулся, а может быть, он вернулся
другим путем. Наконец мы совсем уже сомлели от усталости и уснули. Нам
снились страшные сны, миллионы страшных снов. Однако перед рассветом мы
проснулись - началась гроза, гремел страшный гром и сверкали молиии, ветер
сгибал деревья, косой ливень лил как из ведра, и каждая канава превратилась
в бурную реку. Том сказал мне:
  - Послушай, Гек, я скажу тебе одну очень странную вещь. Вот уж сколько
времени прошло с тех пор, как мы пришли сюда вчера вечером, а никто еще не
знает об убийстве Джека Данлепа, а ведь те люди, что спугиули Гэла Клейтона
и Бэда Диксона, должны были в первые же полчаса разболтать всем встречным,
и каждый, кто услышал об этом, сразу побежал бы по соседним фермам, чтобы
первым сообщить новость. Еще бы, такого случая у них не было, наверное, лет
тридцать. Все это очень странно, Гек, я ничего не понимаю.
  Том сгорал от нетерпения, ожидая, когда кончится дождь, чтобы можно было
выскочить на улицу, завязать с кем-нибудь разговор и послушать, что будут
нам рассказывать об убийстве. Он предупредил меня, что мы должны делать
вид, будто ужасно удивлены и поражены.
  Едва кончился дождь, мы уже были на улице. Было раннее погожее утро. Мы
слонялись по дороге, то и дело встречая знакомых, здоровались с ними,
рассказывали о том, когда мы приехали, как дела у нас дома, сколько времени
мы собираемся пробыть здесь, и все в таком роде,- и никто, ни один человек,
не сказал нам ни слова об убийстве. Это было совершенно непонятно, однако
это было так. Том сказал, что если мы пойдем в платановую рощу, то
наверняка найдем там труп и ни единой души вокруг. Не иначе, говорит, как
те люди, что спугнули воров, гнались за ними так далеко в лес, что воры,
может быть, решили воспользоваться этим и сами напали на них. В конце
концов, может, они все поубивали друг друга и не осталось никого в живых,
кто мог бы рассказать об этом.
  Так мы болтали, пока не дошли до платановой рощи.
  Тут у меня уж мурашки побежали по спине, и, как Том ни настаивал, я