олько
не на кардинала. Все же он не осмелился солгать.
     -- Он снова был продан, ваше превосходительство.
     -- А полученное за него золото? Что с ним стало?
     -- Я  отправил золото его превосходительству  генералгубернатору. Сумма
составляла двадцать тысяч дукатов.
     В наступившей затем паузе дои Руис выдержал испытывающий взгляд суровых
и  печальных  глаз  с  высоко  поднятой головой и презрительной,  вызывающей
усмешкой на губах.
     Но следующий вопрос примаса стер с его физиономии остатки высокомерия.
     -- Следовательно, генерал-губернатор Гаваны является также  королевским
казначеем?
     -- Нет, ваше преосвященство, -- был вынужден ответить дон Руис.
     -- Тогда, сеньор,  вы  отправили  в казну золото, полученное за  товар,
который вы конфисковали от имени его величества короля?
     Губернатор  не решился солгать,  так  как  его слова  можно  было легко
проверить. Тем не менее в его тоне чувствовалось недовольство этим допросом.
     -- Еще нет, ваше преосвященство...
     -- Еще  нет? -- прервал его кардинал, и в его мягком голосе послышались
угрожающие  нотки. --  Еще нет, тогда как с  тех пор прошел целый месяц. Мне
все ясно, сеньор. К несчастью, сомнения в  вашей  честности,  вызванные  той
софистикой, с которой вы сегодня утром так  ловко толковали закон, полностью
подтвердились.
     --  Ваше преосвященство!  -- в  бешенстве  завопил дон Руис, смертельно
побледнев  и шагнув вперед.  Подобные слова в  любом случае пробудили бы его
гнев.  А  быть  публично оскорбленным  этим  священником  и выставленным  на
посмешище проклятым пиратом не смог бы вынести ни один кастильский дворянин.
Губернатор пытался  подыскать  слова, способные  подобающим образом выразить
его состояние, когда  примас,  словно  угадав его  мысли, разразился  речью,
сразу обратившей гнев дона Руиса в страх.
     -- Молчи,  несчастный!  Неужели ты осмелишься возвысить  на нас  голос.
Твои  поступки,   безусловно,  сильно  обогатили  тебя,   но   куда  сильнее
обесчестили. И  более того, стремясь запугать ограбленного тобой английского
моряка,  ты угрожал ему преследованием  святейшей инквизиции и  сожжением на
костре.  Даже  новые  христиане  больше,  чем  кто-либо  другой, знают,  что
человек, апеллирующий к  инквизиции подобным образом, сам  рискует попасть в
ее руки.
     Страшная угроза бывшего великого инквизитора Кастилии и  прозвучавший в
его словах намек на старохристианское презрение к его новохристианской крови
окончательно   доконали  генерал-губернатора.   Он   уже  представлял   себя
обесчещенным, разоренным, лишенным  всех званий и посланным в Испанию, чтобы
затем подвергнуться аутодафе.
     -- Монсеньор, -- захныкал он, с мольбой протянув руки к кардиналу. -- Я
же не предвидел...
     -- В это я охотно  верю. Oculos habent non viclebunt[1]. Никто не может
предвидеть опасность. -- К кардиналу уже вернулось  его обычное спокойствие.
Несколько секунд он  хранил молчание, потом вздохнул, шагнул вперед, взял за
руку окончательно  уничтоженного графа Маркоса и повел его на  полубак чтобы
их не могли услышать.

     1 Есть у них глаза, но не видят (лат.) -- Библия, Псалтирь, Псалом 134.

     -- Верьте мне, -- ласково заговорил он, -- мое сердце болит за вас, сын
мой.  Errare  humanum  est[1].  Мы  все  грешны.  Поэтому  я  стараюсь  быть
милосердным, так как сам нуждаюсь в милосердии. Я  попытался помочь вам, чем
могу. Если я высажусь на Кубу, где вы -- генерал-губернатор, то мне придется
выполнить  свой  долг  инквизитора, а  из  этого  для  вас не выйдет  ничего
хорошего. Чтобы избежать этого, я не высажусь на берег до тех пор, покуда вы
здесь  управляете.  Но  это самое  большое, что  я  могу  для  вас  сделать.
Возможно, поступая так,  я  сам становлюсь софистом. Но я думаю  не только о
вас, но  и о чести  Кастилии, которая пострадает от  вашего позора. В то  же
время  вы понимаете, я не  могу допустить, чтобы кто-нибудь  так пренебрегал
доверием короля и чтобы это пренебрежение сошло полностью безнаказанным.
     Архиепископ  сделал паузу,  покуда дон  Руис стоял,  опустив  голову от
стыда и ожидая роковой фразы, которая неминуемо должна была последовать.
     --  Вы сегодня же  сложите с  себя  обязанности  губернатора  под любым
предлогом, который вы сочтете подходящим, и вернетесь в Испанию с  первым же
кораблем. Тогда, если вы  снова не возвратитесь  в Новый Свет и не поступите
на  государственную  службу  в  Испании,  я  сохраню в тайне  ваш  поступок.
Большего я сделать не в силах, и да простит меня Бог, если  я сделал слишком
много.
     Несмотря  на всю  суровость  этих  слов, дон  Руис выслушал их почти  с
облегчением, так как он не ожидал столь дешево отделаться.
     --  Пусть  будет  так, ваше преосвященство, --  пробормотал  он, подняв
голову   и  встретив  сочувственный  взгляд  кардинала.  --  Но  если   ваше
преосвященство не высадится на берег...
     -- Не беспокойтесь обо мне.  Я уже  говорил с капитаном  Бладом о такой
возможности,  и  теперь,  когда   я  принял  решение,  он  доставит  меня  в
Сан-Доминго. Когда моя миссия там будет  выполнена, я вернусь сюда, а к тому
времени вы уже покинете Гавану.
     Таким  образом,  дон Руис  был