ке. 
      Кучка людей в изумлении двинулась им навстречу -- медленно сначала, затем 
все быстрее и быстрее. И вот они уже окружили тайную виновницу всех их бед, 
приветствуя ее, радуясь чудесному ее избавлению. 
      Капитан Блад, молчаливый и угрюмый, стоя в стороне, окинул взглядом 
разбросанные на большом пространстве дома поселка, еще не залечившего свои раны 
-- разбитые окна, двери, висящие на одной петле, тлеющие головни пепелищ на 
месте, где еще вчера стояли дома, предметы домашнего обихода, валяющиеся под 
открытым небом... С невысокой, обсаженной акациями колокольни на площади 
долетел заунывный похоронный звон. Внутри церковной ограды царило зловещее 
оживление: негры-могильщики деятельно трудились там, действуя мотыгами и 
лопатами. 
      Холодные синие глаза капитана Блада быстро охватили взглядом и это, и 
многое другое. Затем он довольно решительно вывел свою спутницу из толпы 
сочувствующих, засыпавших ее удивленными вопросами и никак не подозревавших, в 
какой мере она является виновницей их бедствий. Они поднялись по отлогому 
склону -- мадам де Кулевэн указывала Бладу путь. Им повстречалась кучка 
английских матросов, наполнявших бочонки пресной водой у запруды на ручье. Они 
прошли мимо церкви и кладбища, где кипела работа, мимо отряда городской милиции,
 занятого тренировкой; на солдатах были синие мундиры с красным кантом. 
Полковник де Кулевэн Привез это пополнение из Ле Карм, когда Бассетерре был уже 
разграблен. 
      По пути им не раз приходилось останавливаться, так как прохожие снова и 
снова бросались с удивленными восклицаниями к мадам де Кулевэн, вдруг 
неизвестно откуда появившейся на улице в сопровождении высокого сурового 
незнакомца. Но вот наконец по широкой пальмовой аллее они прошли через пышно 
цветущий сад и приблизились к длинному приземистому бревенчатому зданию на 
каменном фундаменте. 
      Здесь не было заметно ни малейших повреждений. Испанцы, ворвавшиеся вчера 
в этот дом (если только они действительно в него врывались), оставили здесь все 
в полной сохранности, ограничившись похищением жены губернатора. 
      Дверь отворил старый негр. При виде своей хозяйки в измятом шелковом 
платье, с растрепанными волосами он завопил истошным голосом. Он и смеялся, и 
плакал. Он возносил мольбы к господу богу. Он прыгал вокруг нее, точно 
преданный пес, и схватив ее руку, покрыл ее поцелуями. 
      -- Вас здесь, по-видимому, любят, мадам... -- сказал капитан Блад, когда 
они наконец остались вдвоем в столовой. 
      -- А вас это, конечно, удивляет, -- промолвила она, и уже знакомая ему 
язвительная усмешка скривила ее полные губы. 
      Дверь резко распахнулась, и высокий грузный мужчина с крупными, резкими 
чертами болезненножелтого лица, испещренного глубокими морщинами, застыл в 
изумлении на пороге. Его синий с красными выпушками военный мундир топорщился 
от золотых галунов. Темные, налитые кровью глаза удивленно расширились при виде 
жены. Смуглое от загара лицо его побледнело. 
      -- Антуанетта! -- запинаясь, промолвил он. Нетвердой походкой он 
приблизился к жене и взял ее за плечи. -- Это и в самом деле ты... Мне, мне 
сообщили... Да где же ты была целые сутки? 
      -- Тебе же, вероятно, сообщили где. -- Голос ее звучал устало, 
безжизненно. -- На счастье или на беду, этот господин спас меня и доставил сюда 
целую и невредимую. 
      -- На счастье или на беду? -- повторил ее супруг и нахмурился. Губы его 
скривились. Неприязнь к жене отчетливо читалась в его взгляде. Сняв руки с ее 
плеч, он обернулся к капитану Бладу. -- Этот господин? -- Глаза его сузились. 
-- Испанец? 
      Капитан Блад с улыбкой посмотрел на его хмурое лицо. 
      -- Голландец, сэр, -- солгал он. Впрочем, дальнейшее его повествование не 
отклонялось от истины. -- По счастливому стечению обстоятельств, я оказался на 
борту испанского судна "Эстремадура". Меня подобрали в открытом море после 
кораблекрушения. Получив доступ в капитанскую каюту, где командир корабля 
держал взаперти вашу супругу, я положил конец его любовным притязаниям. Короче 
говоря, я убил его. -- За этим последовал сжатый рассказ о том, как им удалось 
бежать с испанского судна. 
      Полковник де Кулевэн выразил свое удивление божбой и проклятьями. Потом 
задумался, стараясь получше уяснить себе все, что ему пришлось услышать, и 
снова разразился проклятьями. Капитан Блад приходил к заключению, что полковник 
де Кулевэн -- грубая, тупая скотина, и женщина, которая его покидает, достойна 
снисхождения. Если полковник де Кулевэн испытывал какие-либо нежные чувства к 
жене или благодарность к тому, кто спас ее от позорной участи, он эти чувства 
держал при себе. Впрочем, он довольно бурно сокрушался по поводу бедствий, 
постигших город, и капитан Блад уже готов был отдать ему в этом смысле должное, 
но тут выяснилось, что губернатора беспокоят не столько страдания жителей 
Бассетерре, сколько те последствия, которые может все случившееся иметь лично 
для него, когда французское правительство призовет его к ответу. 
      Бледная, измученная мадам де Кулевэн, красота которой несколько 
пострад