. К 
несчастью, я осталась непреклонной. Чувство долга не позволило мне изменить 
данному мной обету. Я рассталась с доном Жуаном. С тех пор чаша моих страданий 
и позора переполнилась, и когда уже здесь, в Бассетерре, накануне войны с 
Испанией, я получила от дона Жуана письмо я узнала, что его благородное, 
преданное сердце попрежнему мне принадлежит, что он любит меня и верен мне, я 
ответила ему и в своем отчаянии попросила его приехать как можно скорее и 
увезти меня... 
      Она умолкла. Слезы струились по ее щекам, полный муки взгляд был прикован 
к лицу капитана Блада. 
      -- Теперь вы знаете, что вы натворили: вы погубили меня, разбили мою 
жизнь. 
      Взгляд капитана Блада смягчился, и голос его, когда он заговорил, звучал 
уже менее сурово: 
      -- Ваша жизнь не погублена, мадам, вам это только кажется. Вы мечтали из 
ада попасть в рай, в действительности же вы только сменили бы один ад на другой,
 еще более страшный. Вы не знаете этого человека, не знаете "благородного, 
преданного сердца" дона Жуана де ля Фуэнте. Его показной блеск ослепил вас, и 
за этим блеском вы не разглядели гнили. А душа этого человека прогнила насквозь,
 и, доверив ему свою судьбу, вы обрекли бы себя на позор и бесчестье. 
      -- Чью совесть хотите вы убаюкать -- мою или вашу, клевеща на человека, 
которого убили? 
      -- Я не клевещу на него, мадам, о нет! Все, что я говорю, не требует 
доказательств. Разве вы не видели, что творилось в Бассетерре сегодня? Вы же не 
могли не заметить, что кровь лилась там ручьями, что там убивали беззащитных 
людей, издевались над женщинами... 
      Она перебила его неуверенно: 
      -- Но это же... Война есть война... 
      Капитан Блад вскипел: 
      -- При чем тут война! Не обманывайте себя. Взгляните правде в глаза, даже 
если вы прочтете там приговор вам обоим. Для чего нужен Испании МариГаланте? И 
ведь, напав на город, испанцы даже не подумали удержать его в своих руках. Это 
нападение было нужно только вашему возлюбленному, и только как предлог. Он 
бросил свою оголтелую матросню на этот почти беззащитный остров, лишь потому, 
что получил от вас письмо и шел навстречу вашим желаниям. Все эти мужчины, 
которые были убиты сегодня, все женщины, подвергшиеся надругательствам, 
спокойно спали бы сейчас в своих постелях, если бы не вы и не ваш жестокий 
возлюбленный. Только ради вас... 
      Женщина не дала ему договорить. Она слушала его, закрыв лицо руками, и 
тихонько стонала, раскачиваясь из стороны в сторону. Внезапно она вскочила и 
поглядела на него с яростью. 
      -- Замолчите! -- закричала она исступленно. -- Я не желаю вас слушать! 
Все это ложь! Вы выворачиваете все наизнанку, чтобы оправдать свой мерзкий 
поступок! 
      Блад пристально смотрел на нее; лицо его было сумрачно и сурово. 
      -- Люди такого сорта, как вы, -- с расстановкой произнес он, -- всегда 
верят только тому, что для них выгодно. Мне кажется, что я не должен 
сочувствовать вам. Я знаю, что не причинил вам никакого зла, и вполне 
удовлетворен тем, что вам предстоит теперь искупить свои заблуждения. Вы сами 
изберете себе форму этого искупления. Хотите вы, чтобы я вас оставил здесь, в 
обществе этих молодцов, или предпочтете отправиться вместе со мной к вашему 
супругу? 
      Она растерянно глядела на него; грудь ее бурно вздымалась. Она начала 
бессвязно молить его о чемто, но он ее прервал: 
      -- Не мне решать вашу судьбу. Вы уготовили ее себе сами. Я лишь указываю 
вам два пути, а вы свободны сделать свой выбор. 
      -- Но как... каким образом можете вы доставить меня в Бассетерре? -- 
спросила она вдруг. 
      Это он тут же объяснил ей и, не спрашивая более ее согласия, зная теперь, 
что оно последует, быстро принялся за дело. Собрав остатки еды в салфетку, он 
взял небольшой бочонок пресной воды и бурдюк с вином, связал их вместе веревкой,
 которую разыскал у себя в каюте, и спустил на веревке в пинассу, подтянув ее 
за буксирный канат к кормовому свесу судна. 
      Укоротив буксирный канат и захлестнув его за один из пиллерсов, он 
предложил мадам де Кулевэн спуститься с его помощью по канату в пинассу. 
      Мадам де Кулевэн пришла в ужас. Но он все же заставил ее побороть страх и 
стать на край окна. Затем, соскользнув вниз, он повис, держась за канат, она, 
повинуясь его приказу, вся трепеща, тоже уцепилась руками за канат и стала ему 
на плечи, а потом, не отпуская каната, скользнула ниже, и он, цепко обхватив ее 
одной рукой, стал осторожно спускаться в пинассу. 
      С палуб доносились крики, шум и пение матросов, распевавших хором 
какую-то разудалую испанскую песню. 
      Наконец нога капитана Блада нащупала планшир пинассы. Он подтолкнул 
пинассу ногой ближе к корпусу корабля и спрыгнул на форлюк. Его спутница висела,
 уцепившись за канат. Подтянув пинассу еще ближе к кормовому свесу, Блад 
осторожно помог мадам де Кулевэн спуститься в лодку. После этого он одним 
ударом перерубил ножом буксирный канат, и корабль, шедший под свежим ветром в 
крутой бейдевинд, начал быстро удаляться, сияя во мраке ярко освещенным 
кормовым окном и тремя большими трюмовыми фонарями и оставив пинассу тихонько 
покачиваться на его кильватерной волне. 
      Капитан Блад, немного отдышавшись, усадил мадам де Кулевэн на кормовой 
люк, поднял парус, обрасопил его по ветру и, бросив взгляд на ярко сверкавшие в 
темном тропическом небе звезды, взял курс на Бассетерре, куда при попутном 
ветре он рассчитывал попасть до восхода солнца. 
      Женщина, сидевшая на корме, тихонько всхлипывала. Час