д. 
      Губернатор потер рукой потный бледный лоб и застонал. 
      Так продолжалось еще некоторое время, и всякий раз они возвращались к 
тому же и повторяли то, что уже было не раз сказано, пока полковник Коуртни 
неожиданно не рассмеялся довольно истерично. 
      -- Будь я проклят! Остается только поражаться вашей скромности. Вы могли 
потребовать и девятьсот тысяч и даже девять миллионов... 
      -- Разумеется, -- сказал капитан Блад. -- Но я вообще очень скромен по 
натуре, а кроме того, имею некоторое представление о размерах вашей казны! 
      -- Но вы же не даете мне времени! -- в отчаянии воскликнул губернатор, 
показывая тем самым, что он сдался. -- Как могу я собрать такую сумму за час? 
      -- Я не стану требовать невозможного. Пришлите мне деньги до захода 
солнца, и я уведу свой корабль. А сейчас я позволю себе откланяться, чтобы 
задержать открытие боевых действий. Счастливо оставаться! 
      Они позволили ему уйти -- им ничего больше не оставалось. А на вечерней 
заре капитан Макартни подъехал верхом к пиратскому форту. За ним следовал 
слуга-негр, ведя в поводу мула, навьюченного мешками с золотом. 
      Капитан Блад один вышел из форта им навстречу. 
      -- От меня бы вам этого не дождаться, -- проворчал сквозь зубы желчный 
капитан. 
      -- Я постараюсь запомнить это на случай, если вас когда-нибудь поставят 
управлять колониями. А теперь, сэр, к делу. Что в этих мешках? 
      -- По сорок тысяч золотом в каждом. 
      -- В таком случае сгрузите мне четыре мешка -- сто шестьдесят тысяч, 
которые я должен был получить за оборону острова. Остальное можете отвезти 
обратно губернатору вместе с поклоном от меня. Пусть это послужит уроком ему, а 
также и вам, дорогой капитан, чтобы вы поняли: первый, основной долг каждого 
человека -- это долг перед самим собой, перед собственной совестью и честью, а 
не перед должностью, и остаться верным этому долгу, одновременно нарушая данное 
вами слово, нельзя! 
      Капитан Макартни засопел от изумления. 
      -- Чтоб мне сдохнуть! -- хрипло пробормотал он. -- Но вы же пират! 
      -- Я -- капитан Блад, -- холодно прозвучал в ответ суровый голос 
флибустьера. 


ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА


      Капитан Блад был доволен жизнью, другими словами, он был доволен собой. 
      Стоя на молу в скалистой Кайонской бухте, он смотрел на свои суда. Не без 
чувства гордости оглядывал он пять больших кораблей, составлявших его флотилию, 
-- ведь когда-то все они, от киля до верхушек мачт, принадлежали Испании. Вон 
стоит его флагманский корабль "Арабелла" с сорока пушками на борту; красный его 
корпус и золоченые порты сверкают в лучах заходящего солнца. А рядом -- 
бело-голубая "Элизабет", не уступающая флагману по мощности огня, и позади нее 
-- три корабля поменьше, на каждом -- по двадцать пушек, все три захваченные в 
жаркой схватке, у Маракайбо, откуда он их на днях привел. Этим кораблям, 
именовавшимся прежде "Инфанта", "Сан-Филипе" и "Санто-Нинно", Питер Блад 
присвоил имена трех парок [76] -- "Клото", "Лахезис" и "Атропос", как бы давая 
этим понять, что отныне они станут вершителями судеб всех испанских кораблей, 
какие могут им повстречаться в океане. 
      Проявив в этом случае юмор пополам с ученостью, капитан Блад, как я уже 
сказал, испытывал довольство собой. Его команда насчитывала около тысячи 
человек, и при желании он мог в любую минуту удвоить это число, ибо его удача 
уже вошла в поговорку, а что может быть драгоценней удачи в глазах тех, кто в 
поисках рискованных авантюр очертя голову следует за вожаком? Даже великий 
Генри Морган в зените своей славы не обладал такой властью и авторитетом. Нет, 
даже Монтбар, получивший от испанцев прозвище "Истребитель", не нагонял на них 
в свое время такого страха, как теперь дон Педро Сангре -- так звучало 
по-испански имя Питера Блада. 
      Капитан Блад знал, что он объявлен вне закона. И не только король 
испанский, могуществу которого он не раз бросал вызов, но и английский король, 
не без основания им презираемый, -- оба искали способа его уничтожить. А 
недавно до Тортуги долетела весть, что последняя жертва капитана Блада -- 
испанский адмирал дон Мигель де Эспиноса, особенно жестоко пострадавший от его 
руки, -- объявил награду в восемьдесят тысяч испанских реалов тому, кто сумеет 
взять капитана Блада живым и передать ему с рук на руки. Обуреваемый жаждой 
мщения, дон Мигель не мог удовлетвориться простым умерщвлением капитана Блада. 
      Однако все это отнюдь не запугало капитана Блада, не заставило его 
утратить веру в свою звезду, а посему он вовсе не собирался похоронить себя 
заживо в надежной бухте Тортуги. За все страдания, которые он претерпел от 
людей -- а претерпел он немало, -- ему должна была заплатить Испания. При этом 
он преследовал двойную цель: вознаградить себя и в то же время сослужить службу 
если не презираемому им Стюарту, то Англии, а следовательно, и всему остальному 
цивилизованному миру, которого алчная, жестокая и фанатичная Испания с присущим 
ей коварством пыталась лишить всяких связей с Новым Светом. 
      Питер Блад