ыл один: 
попробовать счастья в какой-нибудь из нейтральных голландских колоний, причем, 
не имея опытного лоцмана, он вряд ли рискнул бы провести свой корабль среди 
опасных рифов Багамских островов. Поэтому нетрудно было догадаться, что Блад 
возьмет курс на Подветренные острова, чтобы зайти на Сен-Мартен, Сабу или 
Сент-Эустатиус. И вот, не сомневаясь, что он сумеет догнать Блада задолго до 
того, как тот доберется до ближайшего из этих голландских поселений, 
расположенных в двухстах лигах от Тортуги, Истерлинг поплыл на восток вдоль 
северных берегов Эспаньолы. 
      Однако все пошло далеко не так гладко, как рассчитывал этот пират. Ветер, 
вначале попутный, к вечеру задул с востока и за ночь достиг силы шторма, так 
что на рассвете -- зловещем рассвете, занявшемся среди багровых туч, -- 
"Бонавентура" не только не продвинулся вперед, но был отнесен на несколько миль 
в сторону от своего курса. К полудню ветер опять переменился, теперь он дул с 
севера, и еще сильнее, чем раньше. Над Карибским морем бушевал ураган, и в 
течение суток "Бонавентура" метался под ударами шквала, убрав все паруса и 
задраив люки, а грозные волны накатывались на него с кормы и швыряли с гребня 
на гребень как пробку. 
      Однако Истерлинг был не только упрямым бойцом, но и опытным моряком. 
Благодаря его умелому управлению "Бонавентура" нисколько не пострадал, и, едва 
улегся шторм и задул устойчивый юго-западный ветер, шлюп вновь кинулся за своей 
жертвой. Поставив все паруса, "Бонавентура" летел по все еще высокой после 
шторма волне. 
      Истерлинг ободрял своих людей, напоминая им, что ураган, задержавший их, 
несомненно задержал также и "Синко Льягас", а если попомнить о том, как 
неопытна команда бывшего испанского фрегата, так, пожалуй, буря и вовсе могла 
быть на руку "Бонавентуре". 
      Что уготовила для них буря, им предстояло узнать на следующее же утро, 
когда за мысом Энганьо они увидели галион, который за дальностью расстояния 
сочли было сперва за "Синко Льягас", но потом довольно скоро убедились, что это 
какое-то другое судно. Оно, несомненно, было испанским, о чем свидетельствовала 
не только массивность его форм, но и флаг Кастилии, развевавшийся под распятием 
на клотике грот-мачты. Все паруса грот-мачты были зарифлены, и, неся полными 
только фок-бизань и кливер, галион неуклюже продвигался левым галфиндом по 
направлению к проливу Моны. 
      Завидя этот поврежденный бурей корабль, Истерлинг повел себя, как гончая 
при виде оленя. "Синко Льягас" на время был забыт. Ведь совсем рядом была куда 
более легкая добыча. 
      Наклонившись над перилами юта, Истерлинг принялся поспешно выкрикивать 
команды. С лихорадочной быстротой с палуб было убрано все лишнее и от носа до 
кормы натянута сеть на случай, если в предстоящем бою шальное ядро собьет 
стеньгу или рею. Чард, помощник Истерлинга, коренастый силач, несмотря на свою 
тупость, умевший Превосходно управлять кораблем и работать абордажной саблей, 
встал к рулю. Канониры заняли свои места, вытащили свинцовые затычки из 
запальных отверстий и, держа наготове тлеющие фитили, ожидали команды. Какими 
бы буйными и своевольными ни были люди Истерлинга в обычное время, перед боем и 
в бою они свято блюли дисциплину. 
      Их капитан, стоя на юте, внимательно осматривал испанский корабль, 
который они быстро нагоняли, и с презрением наблюдал поднявшуюся на его палубе 
суматоху. Его опытный взгляд сразу определил, что произошло с галионом, и 
резким гнусавым голосом он сообщил о своих выводах Чарду, стоявшему под ним у 
штурвала. 
      -- Они шли на родину в Испанию, когда их захватил ураган. Грот-мачта у 
них треснула, а может, они получили и еще повреждения и теперь возвращаются в 
Сан-Доминго залечивать раны. -- Истерлинг удовлетворенно рассмеялся и погладил 
густую черную бороду. На багровой физиономии злорадно блеснули темные наглые 
глаза. -- Испанец, который спешит домой, -- это лакомый кусочек, Чард. Там 
будет чем поживиться. Черт побери, наконец-то нам повезло! 
      Ему действительно повезло. Он давно уже злобствовал, что его шлюп 
"Бонавентура" не обладает достаточной мощью, чтобы захватить в Карибском море 
по-настоящему ценный приз, и по этой-то причине он и стремился завладеть "Синко 
Льягас". Но, конечно, он никогда не рискнул бы напасть на отлично вооруженный 
галион, если бы не повреждения, которые лишили испанский корабль возможности 
маневрировать и стрелять по борту противника. 
      Галион первым дал залп из орудий левого борта по "Бонавентуре", тем самым 
подписав себе смертный приговор. "Бонавентура", повернутый к нему носом, был 
для него плохой мишенью и, если не считать одной пробоины в кубрике, не получил 
никаких повреждений. Истерлинг ответил залпом из носовых погонных орудий, целя 
по палубе испанца. Затем, ловко предупредив неуклюжую попытку галиона 
развернуться, "Бонавентура" подошел к его левому борту, пушки которого были 
только что разряжены. Раздался треск, тяжелый удар, скрежет перепутавшегося 
такелажа, грохот падающих стеньг и стук абордажных кошек, впившихся в обшивку 
испанца. И вот, сцепившись намертво, оба корабля поплыли вместе, увлекаемые 
ветром, а пираты по команде великана Истерлинга дали залп из мушкетов и, как 
муравьи, посыпались на палубу галиона. Их было около двухсот человек -- 
озверелых бандитов в широких кожаных штанах; кое-кто был в рубахах, но 
большинство предпочитало драться голыми по пояс, и обнаженная загорелая кожа, 
под которой перекатывались мышцы, делала их еще ужаснее с виду. 
      Им противостояло от силы пятьдесят испанцев в кожаных панцирях и железных 
шлемах: построившись на шкафуте галиона, словно перед смотром, они спокойно 
целились из мушкетов, ожидая команды горбоносого офицера в шляпе с 
развевающимся плюмажем. 
      Офицер скомандовал, и