всем иное. 
      Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у нее 
не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он, а не вся их 
семья. Брат полковника Бишопа -- Том Бишоп, отец Арабеллы, был добрым и мягким 
человеком. Преждевременная смерть молодой жены заставила Тома Бишопа покинуть 
Старый Свет, чтобы забыться в Новом. С пятилетней дочкой приехал он на 
Антильские острова и стал вести жизнь плантаторов. С самого начала его дела 
пошли хорошо, хотя он мало о них заботился. Преуспев в Новом Свете, он вспомнил 
о младшем брате, военном, служившем в Англии и пользовавшемся репутацией 
вздорного, жестокого человека. Том Бишоп посоветовал ему приехать на Барбадос, 
и этот совет подоспел как раз в то время, когда Вильяму Бишопу из-за 
необузданности его характера потребовалась срочная перемена климата. Вильям 
приехал на Барбадос, и брат сделал его совладельцем плантаций. Шесть лет спустя 
Бишоп-старший умер, оставив пятнадцатилетнюю дочь на попечение дяди. Пожалуй, 
это была единственная его ошибка, но, будучи добрым и отзывчивым человеком, он 
приукрашивал и других людей. Он сам воспитывал Арабеллу, выработал в ней 
самостоятельность суждений и независимость характера, но, видимо, все же 
преувеличивал значение своего воспитания. 
      Обстоятельства сложились так, что в отношениях между дядей и племянницей 
не было ни сердечности, ни теплоты. Она его слушалась; он в ее присутствии вел 
себя настороженно. В свое время у Вильяма Бишопа хватило ума признать высокие 
достоинства своего старшего брата, и всю жизнь он испытывал перед ним какой-то 
благоговейный страх. После смерти брата он начал испытывать нечто похожее и в 
отношении дочери покойного. К тому же она была его компаньоном по плантациям, 
хотя и не принимала активного участия в делах. 
      Питер Блад недостаточно знал Арабеллу, чтобы справедливо судить о ней. И 
вскоре ему пришлось убедиться в своей неверной оценке ее душевных качеств. 
      В конце мая, когда жара стала гнетущей, в Карлайлскую бухту медленно 
втащился искалеченный английский корабль "Прайд оф Девон". Его борта зияли 
многочисленными пробоинами; на месте рубки чернела большая дыра, а от 
бизань-мачты, снесенной пушечным ядром, торчал жалкий обрубок с зазубренными 
краями. По словам капитана, его корабль встретился у берегов Мартиники с двумя 
испанскими кораблями, перевозившими ценности, и подлые испанцы якобы навязали 
ему неравный морской бой. Капитан клялся, что он не нападал, а только 
оборонялся. Но никто не верил, что бой был начат испанцами. 
      Один из испанских кораблей лежал, и если "Прайд оф Девон" не преследовал 
его, то потому лишь, что из-за повреждений он потерял свою скорость. Второй 
испанский корабль был потоплен, но это случилось уже после того, как англичане 
сняли большую часть находившихся на нем ценностей. 
      По существу, это была обычная пиратская история, одна из многих историй, 
являвшихся источником постоянных трений между Сент-Джеймским двором и 
Эскуриалом [16], которые попеременно жаловались друг на друга. 
      Тем не менее Стид, подобно большинству колониальных губернаторов, сделал 
вид, будто верит сообщению английского капитана. Так же как и многие люди -- от 
обитателей Багамских островов до жителей Мэйна, -- он питал к надменной и 
властной Испании вполне заслуженную ею ненависть и поэтому предоставил "Прайд 
оф Девон" убежище в порту и все, что требовалось для починки корабля. 
      Прежде чем приступить к этой работе, английский капитан высадил на берег 
десятка два своих покалеченных в бою моряков и шесть раненых испанцев. Всех их 
поместили в длинном сарае на пристани, поручив заботу о них трем врачам 
Бриджтауна, в том числе и Питеру Бладу. На его попечение отдали испанцев -- не 
только потому, что он хорошо владел испанским языком, но и потому, что, будучи 
невольником, он занимал среди других врачей низшее положение. 
      Блад не любил испанцев. Двухлетнее пребывание в испанской тюрьме и 
участие в кампаниях на оккупированной испанцами территории Голландии дали ему 
возможность познакомиться с такими сторонами испанского характера, которые 
никто не счел бы привлекательными. Но он честно выполнял врачебные обязанности 
и относился к своим пациентам с дружественным вниманием. Испанцы, искренне 
удивленные тем, что о них заботятся, что их лечат, вместо того чтобы повесить 
без всяких разговоров, проявляли истинное смирение. Однако жители Бриджтауна, 
приходившие в госпиталь с фруктами, цветами и сладостями для английских моряков,
 не скрывали своей враждебности к испанцам. 
      Когда Блад с помощью негра, присланного для ухода за ранеными, 
перевязывал одному из испанцев сломанную ногу, он услышал ненавистный хриплый 
голос своего хозяина. 
      -- Ты что здесь делаешь? 
      Блад, не поднимая глаз и не прекращая перевязки, ответил: 
      -- Лечу раненого. 
      -- Я вижу это сам, идиот! -- И над Бладом выросла массивная фигура 
полковника. 
      Лежавший на соломе полуобнаженный человек со страхом уставился черными 
глазами на желтое лицо полковника. Не требовалось знания английского языка, 
чтобы понять враждебные намерения пришедшего. 
      -- Я вижу это, идиот! -- повторил полковник Бишоп раздраженно. -- Так же 
как вижу и кого именно ты лечишь. Кто тебе это позволил? 
      -- Полковник Бишоп, я -- врач и выполняю свои обязанности. 
      -- Свои обязанности? -- иронически спросил Бишоп. -- Если бы ты о них 
помнил, то не попал бы на Барбадос. 
      -- Вот поэтому-то я здесь и оказался. 
      -- Хватит болтать, мне уже известны твои лживые россказни! -- Он приходил 
все в большее бешенство, видя, что Блад спокойно продолжает заниматься своим 
делом. -- Прекратишь ли ты свою возню с этим мерзавцем, когда с тобой говорит 
хозяин?! 
      Блад оторвался на секунду и взглянул на полковника. 
      -- Этот человек мучается, -- коротко ответил он и снова наклонился над 
раненым. 
      -- Очень рад, что эта проклятая собака мучается. Но с тобой я поговорю 
по-иному.