воему коллеге-адвокату: 
      -- Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал верховного 
судью. Жаль, что его должны повесить. Человек, способный устрашить Джефрейса, 
пошел бы далеко. 


Глава IV. ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ


      Полликсфен был прав и неправ в одно и то же время. 
      Он был прав в своем мнении, что человек, способный вывести из себя такого 
деспота, как Джефрейс, должен был сделать хорошую карьеру. И в то же время он 
был неправ, считая предстоящую казнь Питера Блада неизбежной. 
      Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его 
посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства положительного 
порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд состоялся 19 сентября.
 До 18 сентября приговоры суда приводились в исполнение немедленно. Но утром 19 
сентября в Таунтон прибыл курьер от государственного министра лорда Сэндерленда 
с письмом на имя лорда Джефрейса. В письме сообщалось, что его величество 
король милостиво приказывает отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные 
колонии на Ямайке, Барбадосе и на Подветренных островах. 
      Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось какими-то 
соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видных сановников Якова II, 
был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь же чувствительно, 
как камень. "Гуманность" объяснялась просто: массовые казни были безрассудной 
тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало 
людей для работы на плантациях, и здорового, сильного мужчину можно было 
продать за 10-15 фунтов стерлингов. Немало сановников при дворе короля имели 
основания претендовать на королевскую щедрость, и сейчас представлялся дешевый 
и доступный способ для удовлетворения их насущных нужд. 
      В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некоторое 
количество осужденных бунтовщиков? 
      В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевской 
милости, заключенной в человеческой плоти и крови. Тысяча осужденных отдавалась 
восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы. Всех этих людей 
следовало немедленно отправить в южные владения короля, где они и должны были 
содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица, которым передавались 
заключенные, обязывались обеспечить их немедленную перевозку. 
      От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночь верховный судья в 
пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на его взгляд, "милосердие" 
короля. Нам известно, что в письме, посланном королю, верховный судья пытался 
убедить его пересмотреть свое решение, однако король Яков отказался это сделать.
 Не говоря уже о косвенных прибылях, которые он получал от этого "милосердия", 
оно вполне соответствовало его характеру. Король понимал, что многие 
заключенные умрут мучительной смертью, будучи не в состоянии перенести ужасы 
рабства в Вест-Индии, и судьбе их будут завидовать оставшиеся в живых товарищи. 

      Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт, 
вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как 
определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью 
заключенными в Бристоль, а оттуда морем на корабле "Ямайский купец". От большой 
скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осужденных вспыхнули болезни, 
унесшие в океанскую могилу одиннадцать человек. Среди погибших оказался и 
несчастный Бэйнс. 
      Смертность среди заключенных, однако, была сокращена вмешательством 
Питера Блада. Вначале капитан "Ямайского купца" бранью и угрозами встречал 
настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику с лекарствами для 
оказания помощи больным. Но потом капитан Гарднер сообразил, что его, чего 
доброго, еще притянут к ответу за слишком большие потери живого товара. С 
некоторым запозданием он все же воспользовался медицинскими познаниями Питера 
Блада. Улучшив условия, в которых находились заключенные, и наладив медицинскую 
помощь, Блад остановил распространение болезней. 
      В середине декабря "Ямайский купец" бросил якорь в Карлайлской бухте, и 
на берег были высажены сорок два оставшихся в живых повстанца. 
      Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, так и казалось), 
что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взгляда на нее, 
брошенного во время торопливой перегрузки живого товара с корабля в лодки, было 
достаточно, для того чтобы изменить это представление. Они увидели довольно 
большой город с домами европейской архитектуры, но без сутолоки, характерной 
для городов Европы. Над красными крышами возвышался шпиль церкви. Вход в 
широкую бухту защищался фортом, из амбразур которого во все стороны торчали 
стволы пушек. На отлогом склоне холма белел фасад большого губернаторского дома.
 Холм был покрыт яркозеленой растительностью, какая бывает в Англии в апреле, и 
день напоминал такой же апрельский день в Англии, поскольку сезон дождей только 
кончился. 
      На широкой мощеной набережной выстроился вооруженный отряд милиции, 
присланный для охраны осужденных. Здесь же собралась толпа зрителей, по одежде 
и по поведению отличавшаяся от обычной толпы в любом морском порту Англии 
только тем, что в ней было меньше женщин и больше негров. 
      Для осмотра выстроенных на молу осужденных приехал губернатор Стид -- 
низенький полный человек с красны