– Что я увижу?
– Терпение, дитя! Сегодня ночью под этим деревом ты увидишь красоту, ты оценишь 
прелесть, и, может быть, Хадж-Ева будет отомщена!
Последние слова она произнесла торжественно и гневно.
Я не мог понять, на кого она гневалась и кому хотела отомстить.
– Его сын… да… – продолжало безумная, говоря сама с собой. – Это, должно быть, 
его глаза, его волосы, его облик, его походка, его имя – его сын и ее. О, 
Хадж-Ева будет отомщена!
Не мне ли она угрожает? Я подошел к ней и спросил.
– Добрая Ева, о ком ты говоришь?
Услышав мой голос, она вздрогнула и взглянула на меня бессмысленным взглядом, а 
затем затянула свою обычную песню:
Зачем я поверила нежным словам И с белым бродила по темным лесам?
Внезапно оборвав песню, она, казалось, снова пришла в себя и попыталась дать 
разумный ответ на мой вопрос:
– О ком, молодой мико? О нем… о красавце… о злом! Это злой дух! Смотри, он 
идет… Видишь его отражение в воде? Скорей полезай наверх, спрячься в листве, 
так же как вчера, и жди, пока Ева вернется. Слушай так, чтобы все услышать, и 
смотри так, чтобы все увидеть. Но заклинаю тебя собственной жизнью: не 
шелохнись, пока я не дам тебе знака. Вверх, вверх, живо!
Подтолкнув меня к дубу, сумасшедшая, как и в прошлую ночь, скользнула в тень 
деревьев и исчезла. Не теряя времени, я взобрался на дуб и стал молча ждать.
Тень стала короче, но мне удалось рассмотреть, что это был мужчина. Затем тень 
исчезла. Еще секунда – и над водой показалась вторая тень. Она двигалась по 
холму, как бы следуя за первой, хотя, по-видимому, эти люди пришли не вместе. Я 
разглядел и вторую тень. Это была молодая стройная женщина с непринужденной 
походкой, со свободными движениями. Неужели это Хадж-Ела? Может быть, она 
прошла через заросли пальм и теперь возвращалась, следуя за мужчиной?
Так мне показалось сначала, но скоро я убедился в своей ошибке.
Мужчина подошел к дереву, и лунный свет озарил его черты. Я узнал адъютанта. Он 
остановился, вынул часы, поднял циферблат к свету и посмотрел, который час. Но 
я уже не обращал на него виимаимя – под серебряными лучами луны появилось 
другое лицо, обманчивое и ослепительное, как сама луна. Это было лицо, которое 
казалось мне самым красивым на свете, – лицо Маюми!



Глава XLIV. ВСЕ СТАЛО ЯСНО

Так вот про какие тени говорила Хадж-Ева! Это были черные тени, лежавшие на 
моем сердце!
Безумная королева микосоков, чем я заслужил эту пытку? И ты тоже стала моим 
врагом! И вряд ли для самого смертельного врага ты могла изобрести более 
страшные муки!
Маюми стояла лицом к лицу со своим возлюбленным, обольщенная – со своим 
обольстителем. Я не сомневался в том, что это они. Лунный свет озарял обоих, но 
это был уже не мягкий серебристый свет, а пылающий, наглый и алый. Может быть, 
мне это только показалось? Может быть, это фантазия, порожденная моим 
воспаленным мозгом? Я был уверен, что это свидание заранее условлено. Да и как 
можно было думать иначе? Ни он, ни она не высказали ни малейшего изумления. Они 
встретились так, как будто сговорились об этом, как будто и прежде часто 
встречались.
Очевидно, они ожидали друг друга. В их встрече не было ничего необычного.
Я переживал ужасные минуты. Если собрать воедино все страдания, какие могут 
выпасть на долю человека за целую жизнь, и испытать их за одно мгновение – это 
было бы менее тяжко. Кровь как будто сжигала мое сердце. Я испытывал такую 
страшную боль, что едва удерживался, чтобы не застонать. Но, сделав усилие, 
непомерное усилие, я овладел собой и, ухвативщись за ветви, застыл на своем 
месте, полный решимости узнать все до конца. Это была счастливая мысль: если бы 
я теперь дал волю своим нервам и безрассудно попытался мстить, то, вероятно, 
дело кончилось бы для меня очень печально.
Терпение оказалось моим ангелом-хранителем, и развязка получилась совершенно 
иная. Я замер на своей ветке и затаил дыхание. Что они скажут? Что сделают?
Я чувствовал себя так, как будто надо мной был занесен меч. Хотя если вдуматься,
 то это сравнение и верное и неверное
– меч уже опустился, сильнее он не мог меня поразить. И душа моя и тело 
как-будто застыли, отныне я был нечувствителен к любой боли.
Итак, я сидел неподвижно, затаив дыхание. Что они скажут? Что сделают?
Свет луны падал на Маюми, озаряя ее с головы до ног. Как она выросла! Теперь 
это была уже вполне сложившаяся женщина, и ее красота не отставала от ее 
развития. Она была еще красивее, чем раньше. Демон ревности! Неужели ты 
недоволен тем, что уже натворил? Разве я мало страдал? Почему ты представил мне 
ее теперь в таком восхитительном обличии? О, если бы она была уродливой, 
страшной ведьмой, это доставило бы мне наслаждение, исцелило бы мою израненную 
дущу!
Однако, как и прежде, выражение ее прекрасного лица было кротким и невинным. Ни 
одной черточки, изобличавшей вину, нельзя было заметить на этом спокойном лице, 
ни отблеска зла не мелькало в этих огромных глазах. Небесные ангелы прекрасны, 
но они добродетельны. Кто бы мог поверить, что под этой ангельской внешностью 
таилось зло? Я ожидал, что ее лицо отразит всю ее лживость, но мои ожидания не