– Какое же? Скажите нам, мы рассудим сами.
– Ее зовут Маюми.
– Действительно, прелестное имя.
– Очень красивое! Если сама девица так же хороша, как ее имя, то Скотт просто 
счастливец.

– О, она настоящее чудо красоты! Глаза влажные и блистающие пламенем любви, 
длинные ресницы, полные и сладкие, как мед, губы, высокий рост, стройна, как 
сама богиня Киприда
note 59
, ножки крошечные, как у Золушки. Одним словом, она совершенство!

– Чудеса, да и только! Скотт – счастливейший из смертных! Но скажите, Ринггольд,
 неужели вы говорите серьезно? Действительно ли он покорил это индейское 
божество? По чести, удалось ли ему победить? Вы понимаете, что я имею в виду?
– Безусловно! – был мгновенный ответ.
До сих пор я не вмешивался. С самого начала этого разговора я стоял как 
вкопанный, словно меня заколдовали. Голова у меня кружилась, кровь приливала к 
сердцу, как расплавленный свинец. Столь дерзкое утверждение так ошеломило меня, 
что прошло некоторое время, прежде чем я мог собраться с силами. Некоторые из 
офицеров заметили, что этот разговор произвел на меня сильное впечатление. Но 
уже через несколько минут я успокоился. Отчаяние, овладевшее мной, заставило 
меня собрать всю свою волю, и как раз в тот момент, когда Ринггольд произнес 
эти дерзкие слова, я подошел к нему вплотную.
– Лжец! – крикнул я, и не успел он покраснеть от стыда, как я ударил его по 
щеке тыльной стороной руки.
– Чистая работа! – воскликнул Галлахер. – В значении этого жеста не может быть 
никакого сомнения!
Так оно и вышло. Мой противник воспринял пощечину, как полагалось, то есть как 
смертельное оскорбление. В таком обществе он не мог поступить иначе. 
Пробормотав несколько нечленораздельных угроз, он удалился в сопровождении 
своего друга – «покорителя женских сердец» и еще двух или трех офицеров.
После этого не только не собралась толпа любопытных, а, напротив, рассеялась и 
та небольшая группа офицеров, которые были свидетелями происшествия. Офицеры 
разошлись по домам, обсуждая между собой причины дуэли и строя предположения о 
том, когда и где «дело чести» может состояться.
Мы с Галлахером тоже отправились ко мне на квартиру и стали готовиться к 
поединку.



Глава XLII. ВЫЗОВ НА ДУЭЛЬ

В ту пору, к которой относится мой рассказ, дуэли в армии Соединенных Штатов не 
были редким явлением даже в военное время, как показывает опыт, хотя это явное 
нарушение устава американской армии, – да, я полагаю, и каждой армии 
цивилизованного мира, – тем не менее на них смотрели сквозь пальцы и не 
наказывали виновных, а относились к ним снисходительно. Я могу утверждать, что 
любой офицер американской армии, который получил вызов, считает для себя более 
почетным нарушить устав, нежели соблюсти его.
После всего того, что было сказано и написано о дуэлях, протест против них – 
просто жалкое притворство, образец настоящего лицемерия, по крайней мере в 
Соединенных Штатах Америки. И хотя дуэли осуждаются всеми, я не хотел под этим 
предлогом уклоняться от нее. Я хорошо знаю, что никакой довод не защитил бы 
меня от омерзительной клички «трус». Я не раз замечал, что газеты, выступая с 
громовыми статьями против дуэлей, тем не менее первые готовы швырнуть позорное 
слово «трус» в лицо тому, кто отказывается сражаться.
Именно так и обстоит дело. В Америке стойкость убеждений хотя и вызывает 
похвалу, но не пользуется всеобщим признанием. Если вас вызвали на дуэль и вы 
отказались, то будут говорить, что вы увиливаете, что вы боитесь. И тот, кто 
отклонил вызов, пусть лучше не показывается на глаза любимой девушке.
Зная распространенный взгляд на дуэли, я был уверен, что Аренс Ринггольд примет 
мой вызов, и радовался, что мне удалось добиться этого, не открывая моей тайны. 
Но будь он даже величайшим трусом на свете, он не мог бы чувствовать себя таким 
несчастным, каким чувствовал я себя, когда вернулся домой.
Мой жизнерадостный товарищ не мог развеселить меня, хотя я не боялся 
предстоящей схватки – не это омрачало мою душу. Наоборот, я почти забыл о дуэли 
и думал о Маюми – о том, что я только что услышал. Она была неверна, неверна, 
предала меня, предала себя, погибла, погибла навеки!
Поистине я был несчастен. Еще несчастнее могла бы сделать меня только одна вещь 
на свете – -препятствие к дуэли, помеха моей мести. Теперь я надеялся только на 
дуэль. Она должна была облегчить мое сердце, охладить мою пылающую кровь. И не 
только Аренс Ринггольд вызывал во мне такую ненависть, а еще и тот, кто был 
виновен в моих страданиях, – соблазнитель Маюми. Если бы я мог найти предлог 
вызвать на дуэль и его! Почему же тогда я не ударил этого франтика за его 
глупую улыбку? Я мог бы драться с ними обоими; сначала с одним, потом с другим… 
Так я неистовствовал, а Галлахер наблюдал за мной. Мой друг не знал всей 
глубины моей тайны. Он спросил, что я имею против адъютанта.

– Скажи только слово, Джордж, мальчик мой, и мы устроим забаву вчетвером.