Оцеолу в тюрьму, даже повесить его, если хочешь, но не надейся, что его дух 
умрет! Нет, он будет жить и взывать к мести! Его голос звучит уже сейчас! Ты 
слышишь эти звуки? Знаешь ли ты боевой клич Красных Палок? Запомни его получше! 
Не последний раз он звучит в твоих ушах! Слушай его, тиран! Это твой похоронный 
звон!
Таковы были угрозы молодого вождя, пока его уводили в форт. Когда я шел за 
толпой, кто-то дотронулся до моего плеча. Это была Хадж-Ева.

– Сегодня вечером у ви-ва
note 58
, – шепнула она. – На воде будут тени… несколько теней. Может быть… деревья 
расступились. Мы увидели возделанные поля, засеянные безумная королева уже 
исчезла.




Глава XL. ЗАБИЯКА ГАЛЛАХЕР

Пленника заключили в крепкий каземат без окон. Доступ к нему получить было 
легко, особенно офицеру. Я собирался навестить его, но по некоторым причинам 
решил не делать этого днем. Мне хотелось увидеться с ним, но, по возможности, 
тайно, и я решил подождать наступления ночи.
У меня были и другие причины: я стремился закончить свое дело с Аренсом 
Ринггольдом. Я не мог сообразить, как мне действовать. Противоречивые чувства 
боролись во мне, мешались в каком-то хаосе: ненависть к заговорщикам, 
возмущение несправедливостью агента к Оцеоле, любовь к Маюми – полная нежности 
и доверия и в то же время полная сомнений и ревности. Как мог я ясно мыслить в 
таком смятении чувств?
Одно чувство преобладало над всеми остальными – гнев на того негодяя, который 
собирался отнять у меня жизнь в тот момент, когда страстная любовь пылала в 
моей груди. Такое бессердечие, такая беспричинная смертельная ненависть ко мне 
со стороны Ринггольда наполнили меня острой жаждой мести, и я решился во что бы 
то ни стало наказать его.
Только тот, на чью жизнь покушался убийца, может понять, как возненавидел я 
Аренса Ринггольда. Можно уважать противника, который, чувствуя себя 
оскорбленным или под влиянием гнева и ревности, открыто действует против вас. 
Даже на двух белых негодяев и желтого беглеца я глядел только с презрением, как 
на орудия, слепо действующие в чужих руках. Но самого дьявольского заговорщика 
я и ненавидел и презирал. Я чувствовал себя настолько оскорбленным, что не мог 
успокоиться, пока не попытаюсь наказать врага, пока не отомщу ему. Но как? Вот 
в этом и заключалась задача. Дуэль! Ничего другого я не мог придумать. 
Преступник был все еще под защитой закона, и я мог отомстить ему только с 
помощью собственного оружия.
Я хорошо взвесил слова Черного Джека, однако мой верный слуга тщетно увещевал 
меня. Я решил действовать наперекор его советам. Будь что будет! Я пошлю 
Ринггольду вызов на дуэль.
Только одно удерживало меня: ведь я должен еще найти повод для вызова. Это 
заставляло меня колебаться. Если мне удастся ранить Ринггольда или он ранит 
меня, то что же дальше? Я открою ему свои карты, и он воспользуется этим. А 
сейчас я могу легко расстроить его планы, потому что знаю их, а он моих планов 
пока не знает.
Эти соображения вихрем проносились в моем мозгу, хотя я и рассуждал с 
хладнокровием, которое впоследствии удивляло меня самого. Злобная ненависть 
этого негодяя и все, что случилось со мной за последнее время, прямо-таки 
ожесточили меня.
Мне необходим был друг, с которым я мог бы посоветоваться. Но кому мог я 
открыть эту страшную тайну?..
Что это? Неужели мой слух обманывает меня? Нет, это действительно голос Чарльза 
Галлахера, моего старого товарища по училищу. Я узнал его веселый, звонкий смех.
 Отряд стрелков под его командованием вступил в форт, и через минуту мы уже 
обнимали друг друга.
Может ли выпасть более удачный случай? В училище Чарльз был моим закадычным 
другом, он вполне заслуживал доверия, и я тут же рассказал ему обо всем. 
Пришлось многое объяснить ему, прежде чем он мне поверил. Чарльз склонен был 
считать все это шуткой, он никак не думал, что кто-то действительно мог 
покушаться на мою жизнь. Но свидетель Черный Джек подтвердил все, что я 
рассказал, и Чарльзу наконец пришлось взглянуть на дело серьезно.
– Не везет мне! – сказал он с ирландским акцентом. – Это самый страшный случай 
в жизни, с которым я, бедняга, когда-либо встречался. Матерь божия! Этот парень,
 должно быть, воплощенный дьявол! Джордж, мальчик мой, ты не заметил у него 
раздвоенных копыт?
Несмотря на свое имя и диалект, Чарльз был ирландцем только по отцу. Он родился 
в Нью-Йорке, и, если хотел, мог прекрасно говорить по-английски. Но ему была 
свойственна некоторая манерность, стремление прослыть оригиналом, у него вошло 
в привычку, беседуя с друзьями, прибегать к диалекту и уснащать свою речь чисто 
ирландскими выражениями. Он был немножко чудаковатый парень, но с благородной и 
чистой душой, с беззаветно преданным сердцем. К тому же Чарльз был далеко не 
глуп и не позволил бы так легко «наступить себе на ногу». За ним уже числились 
две или три дуэли, в которых он выступал и в качестве основного участника и в