|
грязными клювами или расправляли широкие крылья, защищаясь от солнечных лучей.
Был полдень, и солнце в зените наполняло воздух палящим зноем. Птицы замерли в
таком равнодушном оцепенении, что даже падаль вряд ли заставила бы их
спуститься. Прошло еще пять минут. Я уже не мог более выносить это напряжение,
особенно страшное из-за царившей вокруг зловещей тишины. За все это время мы с
Холтом не обменялись ни единым словом и в угрюмом молчании поглядывали друг на
друга, ожидая сигнала.
Мне хотелось, чтобы скорее уже все кончилось, и противник мой тоже проявлял
признаки нетерпения. Он уже не сохранял свою монументальную неподвижность, а
покачивался из стороны в сторону, то и дело постукивая по земле тяжелым
каблуком. Видя, что взгляд его становится все более гневным, я ждал взрыва,
который наконец и последовал.
– Проклятые птицы! – крикнул скваттер, резко взмахнув рукой. – Из-за них мы,
того и гляди, простоим здесь до вечера! Нечего больше ждать! А ну, давай…
Фраза осталась недосказанной. Во всяком случае, я не слышал ее конца и до сих
пор не знаю, что мне предлагалось. Голос Холта был заглушен ржанием моей лошади,
видимо, испуганной каким-то шумом в лесу. Почти в ту же секунду позади меня,
как эхо, раздалось ответное ржание. Но мне было не до него, – я заметил, что
птицы очнулись от своего оцепенения и некоторые из них пригнулись, словно
собираясь взлететь. Роковое мгновение настало!
Уже подняв ружье, я быстро взглянул на скваттера. Он тоже поднял свое, но, к
моему удивлению, держал его как-то рассеянно, словно не решаясь прицелиться.
Его пристальный взгляд был устремлен не на меня и не на птиц, а на что-то
находившееся за моей спиной. Обернувшись, я услышал совсем рядом топот лошади и
серебристый женский голос. Затем последовал громкий крик, и через забор
перескочила девушка. Я сразу узнал в ней мою лесную незнакомку и не успел
очнуться от изумления, как она промелькнула мимо меня, добежала до скваттера и
бросилась к нему на шею с криком, полным страстной мольбы:
– Отец! Милый отец! Что он сделал? Пощади его!
Я был потрясен: Хик Холт – ее отец!
– Прочь, Лил! – крикнул он повелительно, отталкивая ее. – Убирайся отсюда!
– Нет, отец, нет! Ты этого не сделаешь! Что случилось? В чем он виноват? За что
ты рассердился на него?
– В чем виноват, дочка? Он обозвал меня трусом и хочет выгнать нас с участка…
Уходи, я говорю! Иди в дом!
– Пощади его, отец! Не убивай! Он такой смелый, такой красивый… Если бы ты
знал…
– Смелый? Красивый? Ты бредишь, Лил! Что ты можешь знать о нем, если никогда
раньше его не видела?
– Нет, видела! Всего час назад. Ты не знаешь – ведь он спас меня! Если бы не
он… Отец! Ты не можешь… ты его не убьешь!
– Спас тебя? Это еще что значит?..
– Эй! Что здесь происходит?
Услышав это восклицание и последовавший за ним вопрос, я понял, что на сцене
появилось новое действующее лицо. Оглянувшись, я увидел всадника, который
подъехал к самой изгороди и смотрел поверх нее. Лицо его выражали удивление и
некоторую иронию.
Глава XXVI. МИРОТВОРЕЦ
Не знаю почему, но появление незнакомца меня обрадовало. Я подумал, что в его
присутствии скваттер скорее уступит мольбам дочери и кровопролитие будет
предотвращено. Сам я, во всяком случае, твердо решил не стрелять, какими бы
последствиями мне это ни грозило. Ружья были опущены. Зловещие птицы покинули
дерево и уже почти исчезли в голубой вышине, но ни я, ни мой противник уже не
смотрели на них. Взглянув мельком на незнакомца, я тотчас же снова повернулся к
более интересной сцене передо мной. Ружья уже не было в руках скваттера –
девушка унесла его в хижину. Холт не протестовал. Он, очевидно, сам отдал ей
оружие – видимо, наша дуэль была закончена или, по крайней мере, отложена. Меня
поразила такая внезапная перемена в настроении моего противника, происшедшая
буквально в те несколько секунд, когда мое внимание было занято вновь прибывшим.
Больше всего меня удивило то, что такую перемену произвело именно появление
незнакомца. Я уже убедился, что просьбы дочери Холта, которые он так грубо и
решительно оборвал, не могли меня спасти и только незнакомцу мы были обязаны
этим внезапным перемирием.
Холт стал совсем другим – было заметно, что он уже больше не чувствует себя
хозяином положения. Выражение удивления на его лице сменилось быстро растущим
беспокойством. Встречая прибывшего и приглашая его подъехать к дому, он
выглядел притихшим и испуганным. Это было особенно заметно по тому, как он
поспешно вынул жерди, закрывавшие ворота, и взял под уздцы лошадь, а также по
долетевшим до меня словам приветствия, которые он произнес.
Я теперь интересовал его не больше, чем любое из сухих деревьев, стоявших
вокруг участка. Он прошел мимо, даже не поглядев на меня, все его внимание было
поглощено гостем. Я тоже с вполне естественным любопытством смотрел на человека,
появление которого произвело такой неожиданный эффект, и мой пристальный
взгляд мог показаться даже невежливым. Нельзя сказать, чтобы незнакомец мне
понравился. Наоборот: его наружность производила самое неприятное впечатление.
Я почувствовал к нему инстинктивное отвращение, хотя для этого, казалось бы, не
|
|