зверьков даже на земле. Белка мигом взбирается на дерево и, усевшись на высокий 
сук, с пренебрежением смотрит вниз на своего бессильного врага, по временам 
вызывающе помахивая хвостом. Самоуверенность глупого зверька губит его. Не 
сомневаясь в своей безопасности, белка не прячется в глубине листвы, а сидит на 
самом виду, в развилке сука, являясь прекрасной мишенью для охотницы. Девушка 
поднимает ружье к плечу, прицеливается и стреляет. Зверек, перевернувшись 
несколько раз в воздухе, падает прямо в пасть голодного пса, который тут же с 
жадностью его пожирает.
Мэриен ничуть не удивляется такому искусству, так же как ее сестра. Для них в 
этом нет ничего необычного.
– Ты должна научиться стрелять, Лил.
– Зачем, сестрица? Ты ведь знаешь, что у меня нет ни любви к стрельбе, ни твоей 
ловкости.
– Ловкость дается практикой. А уменье стрелять очень полезно. Оно может 
когда-нибудь пригодиться. Знаешь, отец рассказывал, что, когда в наших местах 
жили индейцы, каждая девушка умела обращаться с ружьем. Правда, здесь теперь 
живут только мирные индейцы, ну, а что, если бы ты повстречала в лесу медведя?
– Я бы, конечно, убежала от него.
– А вот я бы этого не сделала. Мне еще не приходилось встречаться в лесу с 
медведем, но я бы не прочь, чтобы это случилось.
– Ты пугаешь меня, милая Мэриен! Лучше не надо. Я всегда беспокоюсь, когда ты 
надолго уходишь в лес. Я боюсь, что какой-нибудь страшный зверь растерзает тебя.
 Скажи, зачем ты ходишь в эти дикие дебри? Не понимаю, что за удовольствие 
бродить по лесу совсем одной!
– Одной? Может быть, я не всегда одна.
Последние слова Мэриен произносит так тихо, что Лилиен не может их расслышать и 
видит лишь ее улыбку.
– Видишь ли, дорогая Лил, – продолжает Мэриен громче, – у нас с тобой разные 
вкусы. Ты еще очень молода и предпочитаешь читать оставшиеся после твоей матери 
книги и рассматривать в них картинки. Моя же мать не оставила мне ни книг, ни 
картинок. У нее их не было, да, я думаю, она ими и не интересовалась. Ты ведь 
знаешь, она была наполовину индианка, и я, наверное, пошла в нее, так как 
предпочитаю не картинки, а подлинную жизнь. Мне нравится бродить по лесу, а все 
те опасности, о которых ты говоришь, – просто вздор! Я не боюсь ни медведя, ни 
пантеры, ни какого бы то ни было другого четвероногого. Мне гораздо страшнее 
некое двуногое животное, а встреча с ним грозит мне как раз в том случае, если 
я останусь сегодня дома.
Мэриен умолкает и погружается в раздумье, не лишенное горечи. Легкое облако 
грусти ложится на ее лицо. Она начинает заряжать ружье, но делает это так 
рассеянно, что даже просыпает порох.
Последние слова сестры и ее задумчивый, опечаленный вид удивляют Лилиен. Но 
продолжить разговор ей не удается, так как внезапно мимо них с угрожающим 
рычанием проносится Волк. Какой-то всадник приближается к участку скваттера.
Это худощавый мужчина лет тридцати, который с первого же взгляда производит 
отталкивающее впечатление. При виде гостя Мэриен еще больше омрачается, сестра 
же ее остается равнодушной. Новоприбывший им знаком. Это Джошуа Стеббинс, 
школьный учитель из Суомпвилла. Он друг их отца, и, как известно Лилиен, именно 
он и ожидается сегодня к обеду. Ее внимание привлекает только то, что гость 
одет сегодня лучше, чем обычно, и что покрой его платья совсем иной.
– Посмотри, сестрица, – говорит она, весело смеясь, – как наряден сегодня 
мистер Джош! Черный сюртук и жилет! Стоячий воротничок! Он как две капли воды 
похож на методистского священника из Суомпвилла. Может быть, он тоже стал 
священником? Это, положим, неудивительно: говорят, он очень учен. Если это так, 
мы еще, пожалуй, услышим его проповедь на следующем молитвенном собрании. Вот 
будет интересно!
Прелестная девушка от души смеется своей забавной выдумке. Птицы, услышав ее 
звонкий, серебристый голосок, умолкают, словно прислушиваясь к музыке, более 
мелодичной, чем их пение. Пересмешник вторит ей, но Мэриен остается серьезной. 
Она тоже заметила, что Джош Стеббинс одет иначе, чем обычно, однако на нее это 
производит совсем иное впечатление. Она не только не улыбается при виде 
всадника, но лицо ее становится еще суровее.
Мэриен на несколько лет старше сестры и давно понимает, что на свете существует 
зло. Она достаточно хорошо знает Стеббинса, чтобы питать к нему неприязнь. Судя 
по его внешности, у нее есть для этого все основания. И Мэриен знает, зачем он 
сегодня приехал, – он приехал ради нее.
Она встречает гостя не очень любезно, едва скрывая свое отвращение. Даже не 
будучи проницательным, учитель мог бы его заметить, но он не обращает на это ни 
малейшего внимания. Держит он себя так не потому, что преисполнен чванства. 
Стеббинс – человек совсем иного склада. Но его саркастически-самоуверенный вид 
и невозмутимо-наглое поведение неприятнее всякого чванства. Черты эти 
проявляются решительно во всем: и в лаконической манере его приветствия 
«Здравствуйте, барышни! Отец дома?», и в том, что он без приглашения 
соскакивает с лошади и грубо толкает Волка, стоящего на его пути, когда ведет 
свою лошадь к конюшне, и, наконец, в том, как он перекидывает седельную сумку 
через руку и входит в дом так, словно он здесь хозяин.
В хижине его встречает сам скваттер. Даже случайный наблюдатель мог бы заметить 
странную разницу в их поведении при обмене приветствиями. Гость полон 
безразличия и циничной самоуверенности, хозяин взволнован и обеспокоен и ему 
как будто не по себе. Что-то многозначительное есть и в самом приветствии и в 
последующем маленьком эпизоде.