большие суммы денег, не говоря уже о том, что у них у каждого бесчисленное 
множество золотой и серебряной посуды, скота и всевозможных драгоценных вещей. 
Мне это, сказать правду, не особенно нравится, но я волей-неволей должен 
согласиться и присоединиться к Фаннингу и его шайке. Надо будет еще раз 
покрасить себе лицо и сделать его совсем такого цвета, как у краснокожих: 
теперь мне ничего уже не стоит добиться этого… Да, клянусь небом, я так и 
сделаю. У меня, впрочем, не остается другого выбора. Затем, когда у меня будет 
много денег, я могу смело ехать, куда захочу, и делать, что мне угодно. У этого 
молодого Фаннинга есть, кажется, небольшие деньжонки, и поэтому он может купить 
у меня мустангов, которые приходятся на мою долю: это избавит меня от 
необходимости самому гнать лошадей на продажу до ближайшего города. Итак, 
решено: я присоединяюсь к Фаннингу и отправляюсь вместе с ним к берегам 
Рио-Гранде!..
Вот о чем думал Луи Лебар, или, лучше сказать, человек, называвший себя этим 
именем, стоя внутри корраля, где жалобно ржали пойманные мустанги, и с 
нетерпением поджидая возвращения покинувших его товарищей. Ему пришлось еще 
долго ждать, пока он, наконец, увидел их.
– Наконец-то вы вернулись, – сказал он сердитым голосом, когда они подъехали к 
нему поближе, – а я уже думал, что вы забыли обо мне! Какого же черта вы там 
делали? Вы должны были бы помнить, что я умираю тут от голода и жажды!
– Э! Товарищ, – своим обычно веселым тоном возразил ему Торнлей, – если бы вы 
поехали с нами, вы увидали бы нечто такое, что заставило бы вас, готов 
поручиться, запоздать еще больше.
– Что же это такое, что может заставить двух охотников забыть, что их с 
нетерпением ждет голодный товарищ?
– А! Заинтересовались-таки! В этой проклятой местности, черт возьми, не каждый 
день, я думаю, приходится видеть по две красавицы сразу!
– У семинолов тоже немало красивых девушек. Или, может быть, их-то вы и 
встретили? Признайтесь, что я угадал! Ну, говорите, вы встретили краснокожих 
красавиц?
В этих словах Луи Лебара звучала нескрываемая насмешка, потому что он прекрасно 
знал, какого невысокого мнения его товарищи о краснокожих и о красоте их женщин.

– Я говорю вовсе не об этих отвратительных созданиях, – отвечал мустангер, – 
если бы мы встретили их, я не упомянул бы об этом ни одним словом, мистер Луи. 
Нет, я говорю о двух девушках, о двух ангелах и надеюсь, что и Карроль не 
откажется подтвердить мои слова. Не правда ли, Ваш?
– Пусть меня возьмут черти, если я скажу хоть одно словечко против них! Это 
—настоящие ангелы, каких только можно себе представить. Я еще никогда не видел 
таких и, наверное, уже никогда больше и не увижу!
– Слушайте, Торнлей! Вы, должно быть, сговорились с Карролем и просто-напросто 
дурачите меня. Но я совсем не расположен смеяться, я умираю с голоду, и мне не 
до шуток. Дайте мне сначала поесть как следует, а потом я с удовольствием готов 
дурачиться с вами, сколько хотите.
– Ешьте, ешьте! – сказал Торнлей, протягивая уроженцу Луизианы мешок, в котором 
лежали привезенные ими сухари и дикий индюк, зажаренный накануне. – Наедайтесь 
досыта, но только не думайте, пожалуйста, что мы шутим; это так же верно, как и 
то, что я теперь разговариваю с вами.
– Где же это вам удалось их увидеть? – спросил охотник, с жадностью 
набрасываясь на жареного индюка, один вид которого, казалось, сразу изменил к 
лучшему его настроение. – Теперь рассказывайте, пожалуйста, я буду есть и 
слушать.
Торнлею так хотелось говорить, что он не заставил просить два раза и сейчас же 
с мельчайшими подробностями рассказал, как они увидели прибывший в эти места 
караван эмигрантов. Затем он не менее красноречиво описал заключительную сцену 
свидания старинных друзей, причем не забыл, само собой разумеется, упомянуть и 
о том, что эмигранты хотят поселиться в этих местах и завести здесь плантацию 
хлопчатника.
– А вы не знаете, откуда прибыли сюда эти эмигранты? – спросил Луи Лебар, 
которого рассказ Торился, видимо, сильно заинтересовал.
– Несмотря на то, что все они между собой близкие родственники, так сказать, 
члены одной семьи, они прибыли сюда из двух отдаленных один от другого штатов,
 – отвечал Эдуард, – один из них из Теннесси, а остальные из Луизианы. Постойте,
 да вы сами, кажется, из Луизианы, Лебар? Что, если они окажутся вашими 
знакомыми? Вот было бы интересно, не правда ли? Вы жили там долго и должны 
знать многих?
Лебара не нужно было спрашивать, интересует его или нет, кто такие эти 
колонисты. Его любопытство и без того было сильно возбуждено, как только он 
услышал слово «Луизиана», потому что для него это могло иметь неизвестное его 
товарищам ужасное значение.
– Луизиана – один из самых больших по размерам штатов, – отвечал он, стараясь 
ничем не обнаружить своего волнения, – а для того, чтобы знать всех жителей 
любого, даже самого маленького штата Северной Америки, нужно не просто 
странствовать по этому штату, как я, а жить в нем многие и многие годы. Если бы 
я знал их фамилии, я, пожалуй, мог бы сказать, из какой именно они местности, а,
 может быть, оказалось бы, что я их и знаю… Да вы, по всей вероятности, 
спрашивали их об этом? И они, наверное, сказали вам, кто они такие?
– Представьте себе, нет! Я не спросил их об этом и поэтому не могу 
удовлетворить ваше любопытство. Но зато я слышал фамилию джентльмена, стоящего 
во главе каравана. Он из Теннесси и к тому же старинный друг Карроля, который